Сибирские огни, 1989, № 1
Этого университетский куратор выдер ж ать не смог. Он демонстративно встал, простился только с Борнами и ушел. Потом наступил час обязательной в доме Борнов музыкальной программы. Борн лю бил играть на рояле и всегда выбирал что- нибудь мало известное. Затем за рояль са дилась Хеди Борн. Она играла превосходно, выбирая для гостей обычно Моцарта и Шо пена. Иногда она играла Шумана и пела под свой аккомпанемент. На этот раз поря док не отличался от обычного. После того, как фрау Борн кончила играть, Р'езерфорд громко зааплодировал: Спасибо, ф р ^ Борн, очень красиво у вас получилось! Я, правда, плохо разби раюсь в музыке, но мне показалось, что вы играете хорошо, а вот профессор Борн играл так, словно решал алгебраические з а дачи. В заключение вечера все пошли на цент ральную площадь. Резерфорду надлежало взобраться на фонтан и, как новоиспеченно му доктору Георгии-Августы, поцеловать маленькую пастушку. Резерфорд сделал это с большим удовольствием. Только когда он полез через ограду фонтана, у молодых лю дей появилась тревога, как бы в свои шесть десят лет, еще обладая могучей силой, Ре зерфорд не переломал старинные чугунные кружева. Как ясно и просто все происходило. Босо ногая пастушка спокойно улыбалась в ожи дании новых «квантовых» поцелуев. И не было молодого человека, который бы не мечтал ее поцеловать. Почти вся борновская молодежь жила в пансионе фрау Гроунау, тоже прозванном «квантовым». Этот пансион был знаменит своими незнаменитыми тогда постояльцами. Там жили Гайтлер, Нордхейм, Чандрасекар, Вайскопф, Эдвард Теллер и Макс Дельбрюк (изменивший впоследствии физике и полу чивший Нобелевскую премию по генетике). Там жили японцы, индусы, китайцы. Страшно теснясь, китайцы занимали одну комнату на всех, одевались в одинаковую одежду и регулярно вставали в пять утра подметать улицы Геттингена — денег они за это, конечно, никаких не брали. В этом же пансионе жил Румер. Это была одна семья и скрепляла эту семью настоящая дружба и общие интересы. Они ходили вместе в кино, могли попросить хозяина кинотеатра пустить им два раза кряду «Оперу нищих», которая казалась им собы тием, сравнимым с хорошей задачей по фи зике. Театр в Геттингене был безнадежно отсталым, а вот фильм «Опера нищих» всех поразил. После автомобильной катастрофы 1962 года у Ландау потерянная память восста навливалась с трудом. Особенно плохо было с ближней памятью. Он мог забыть, напри мер, имя своего лечащего врача. — Здравствуйте, Лев Давыдович, вы ме ня узнаете, помните, как меня зовут? — Не помню,— отвечал Ландау,— а вы помните «Оперу нищих»? Вот, послушайте: ПпО пип к о т т ! г и т §;и1еп Епбе АПез пп1ег еьпет НпГ 1з1 Оаз пбГ^е ОеЫ чогЬапОеп — ^1г(1 баз Егйе те1з1епз И дальше, до тех пор, пока не кончался короткий промежуток времени, на который возвращалось к нему сознание. Вся борновская молодежь пела песни из этого фильма. Песенку Мекки-ножа переде лывали на все лады по каждому случаю. Особенно хорошо получалось, когда посмеи вались над Паули. Словом, это была одна семья — веселая и добрая. Они устраивали частые вечеринки, загородные прогулки — короткие и длин ные. И конечно, были бесконечные дискус сии, которые часто затягивались до поздней ночи. Если заходили в тупик, обращались к Максу Борну. И Борн всегда охотно обсуж дал идеи и работы из любой области теоре тической физики и математики. Каждый мог заниматься, чем хотел, и Борна никогда не удивляло сообщение его учеников и ас систентов о совершенно неожиданной рабо те. Борн никому не навязывал своих мыс лей и своих вкусов. Если у него появлялась какая-нибудь идея, он рассказывал ее всем и брался за нее тот, кто больше других подходил для этого. Румер, как ассистент Макса Борна, работал с ним в области квантовой электродинамики. Не оставлял он и общую теорию относительности, делал и чисто математические работы. Очень важ ные результаты получил в совсем новой области науки — квантовой химии. В 1927 году Гайтлер и Фриц Лондон опубликовали работу, где с помощью кван тового подхода была впервые рассчитана молекула водорода. Эта работа вошла в историю науки, как положившая начало квантовой химии. Втянулся в это дело и Румер, Уже в 1930 году в «ОбШп^ег \/асЬпсЫеп» вышла работа Гайтлера и Ру- мера «Квантовая химия многоатомных мо лекул», та самая, которую Борн, кривя душой, обозначил как продолжение работы богатого промышленника. Эта работа, так же, как и другие работы Румера геттинген ского периода по квантовой химии, тоже легла в основу зарождавшейся науки. «Геттингену нечего было предлагать, кро ме своей славы и блестящих профессоров, — рассказывал Юрий Борисович,— и если вы сами хотите, то можете научиться, если вы сами не хотите, никто вас не научит. Не которые это выдерживали, некоторые нет. Вот Роберт Оппенгеймер, например, выдер жал. Он был богат, но закрыл счет, не брал денег у родителей и жил в Геттингене как все, работал и учился тоже, как все. Ниче го особенного он в Геттингене не сделал, но квантовую механику выучил. Однажды Оппенгеймер явился к Максу Борну с пре тензией — почему Румеру дали премию, а ему нет. И внушить ему, что Румер беден, а он богат, было невозможно. И он все хо дил, обижался и спрашивал: «Что же Р у мер сделал лучше меня? И что такое пре мия — помощь бедняку или признание ли дерства?» Но никто не принимал такие пустяки всерьез, не было никаких настоящих обид— были молодость и непосредственность, было полное доверие друг другу. И, конечно, главным была работа. Работали по-разному — вместе и по от дельности дома, в кафе, в библиотеках. Каждый был сильнее дру 1 'их в какой-то об ласти, но это все скоро перемешивалось — каждый обучал других и учился сам. Тогда люди еще не привыкли ходить в оффис, где за столами в тесной комнате у них начина
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2