Сибирские огни, 1989, № 1

выводу, что ему надо найти такую работу, «которая оставила бы достаточно досуга для свободных занятий, и что это лучше, чем ввданная^на срок стипендия. Борн от­ ветил Эйнштейну на это письмо незамедли- Л®/иР°ван 19 декабря, письмо Эйнштейна - 14 декабря): «Дорогой Эйнштейн! Я очень рад тому, что ты хочешь принять господина Румера. Идея направить его на какую-нибудь должность, которая оставила бы ему время для научной работы, теорети­ чески, конечно, очень хороша, но практи­ чески трудно выполнима... (дальше Борн подробно обосновывает эти трудности, про­ сит Эйнштейна воспользоваться весомостью своего имени и напроситься на прием к министерскому директору Рихтеру, но все равно приходит к выводу, что искать рабо­ ту дело безнадежное). В настоящее время, как мне кажется, дей­ ствительно ничего не остается, как обес- печить ему, по крайней мере на год, стипен­ дию. Моя жена говорила мне, что ты соби­ раешься сделать это вместе с Эренфестом, и именно из Рокфеллеровского фонда...» Из дальнейшей переписки видно, что для Румера все-таки «выбили» стипендию, но не из Рокфеллеровского фонда, а из фонда Лоренца. При этом Борн все еще пытался устроить Румера у Эйнштейна, но молодой человек не очень рвался в Берлин и остал­ ся работать у Борна в Геттингене. По окон­ чании срока стипендии Борн продолжал поиски денег для Румера. В общем, вполне успешно. В письме от 22 февраля 1931 года он писал Эйнштейну: «...Румер... может ос­ таться у меня еще на один год. Мой асси­ стент Гайтлер уезжает летом в Америку (Колумбия, Огайо) и Румер будет его за­ мещать, а на зиму я денег наклянчил». Так было со всеми молодыми людьми, которые приезжали к Борну и оказывались способными у него работать. Борн выбивал для них средства существования из фонда Лоренца, из Рокфеллеровского ({юнда, из других фондов, предназначенных для сти­ пендий молодым талантливым ученым во всех европейских центрах. Кроме того, Борн добывал деньги у меценатов — банкиров, крупных промышленников, да и вообще, где подвернется. Он писал этим людям обстоя­ тельные письма, ездил к ним читать попу­ лярные лекции о современной физике. Был, например, один такой «друг науки» — вла- дел^ец конного завода во Франкфурте, кото­ рый регулярно пересылал Борну деньги и Борн так же регулярно должен был с ним общаться, обедать у него дома и терпеливо объяснять ему, что такое теория относи­ тельности его друга Эйнштейна. И в каж ­ дом подобном действии, и в каждой своей лекции в «Клубе для господ», где физики никто не понимал, Борн усматривал «выкуп за душу» одного из молодых ученых. На­ пример, еще до того, как Борну удалось выхлопотать для Румера стипендию, он добыл деньги для него у барона фон Вайн- берга. Барон был одним из богатейших химических промышленников Германии. И когда вышла первая работа Гайтлера и Ру­ мера по квантовой химии, Борн немедлен­ но послал ему оттиск этой работы. В со­ проводительном письме он писал о важ ­ ности полученных результатов и о прогрессе в химической промышленности, к которому может привести эта работа. А о том, что, в действительности, это пионерская работа, что сама квантовая химия только-только родилась, и что впереди еще неизведанные глубины, Борн, конечно, не написал. Напи­ сал же он следующее: «... Как Вы увидите из текста, эта работа соприкасается с В а­ шей юношеской работой, которую Вы сде­ лали еще студентом, И мне приятно, что мои молодые сотрудники, у меня в институ­ те, смогли продолжить ее». Деньги пришли очень быстро. Так Борн кудесничал. Существовал даже «Клуб друзей профессора Борна», и кто по пятьсот вносил, кто по тысяче марок, кто совсем немного. Наука тогда была еще личным делом не­ многих. И брали тогда в науку как в друзья, как в свой дом. А молодые люди, которые пришли в физику и «были приняты в дом, были взяты в друзья», не особенно вникали в столь земные проблемы, как ма­ териальное обеспечение. Они были захваче­ ны квантовой бурей, которая не утихала и пять, и десять, и тридцать лет спустя. Хо­ рошо известна полемика Эйнштейна с Ниль­ сом Бором и Максом Борном, не прекра­ щавшаяся до самой смерти Эйнштейна: ве­ ликий Эйнштейн, один из прародителей квантовой механики, вдохнувший жизнь в новую физику, так до конца и не принял ее истинной интерпретации. Какие же буры бушевали в ту пору,, когда только склады­ вались радикальные взгляды на природу! «Но мы, пришедшие тогда к Борну, — рассказывал Юрий Борисович,— не очень понимали громадность происходящих пере­ мен. Революционность мы чувствовали, но не слишком. Ощущения исторических мас­ штабов, пожалуй, не было. Шла нормаль­ ная работа физиков, может быть, как те­ перь». А сегодня, когда смотришь библиографию тех лет, поражаешься небывалой частоте важнейших — исторических для науки! — открытий и обилию новых имен, появляв­ шихся рядом с известными уже именами. И вряд ли сегодняшний студент, который обязан знать в качестве основы основ урав­ нения, правила, эффекты, названные этими именами, отдает себе отчет в том, что за фундаментальными уравнениями, правила­ ми и эффектами стояли совсем молодые люди, только-только пришедшие в физику. Семинары у Борна. Покупались пирож­ ные, разливался кофе по маленьким чашеч­ кам. В первом ряду садились ассистенты рядом с профессором, гости, потом докто­ ранты из разных стран. Все казалось обыч­ ным, иногда даже скучным, особенно если на семинаре случалось выступать Дираку. Он был неважным докладчиком. Как-то во время беседы профессора Румера со сту­ дентами Новосибирского университета один молодой теоретик сказал: — Квантовая механика Дирака — это песнь песней, все пригнано, четко, изыскан­ но! Какое же это было, по-видимому, на­ слаждение слушать его самого! Каково же было удивление молодых лю­ дей, когда они услышали от Юрия Борисо­ вича: — Никакого наслаждения. Слушать Ди­ рака было мучительно. Мы воспринимали идеи Дирака и попадали под их воздействие только по прочтении его работ. А на семи­ наре... Выходит Дирак, ни улыбки, ни задо