Сибирские огни, 1989, № 1
ВасилиЬЬ Каменский Творогам бы, творогам бы, творогам бы, творого рог! Творогам бы, творогам бы, творог ворог уволок. Творожень, творожень, творж. Морожень, морожень, морж. Приходите в страну златотканную Пасху сметанную жрать. Наплевать. Случилось так, что Осип Брик показал эти пародии Маяковскому. И когда ьМая- ковский прочел первую из них, удивился: «Как пародия? Разве это не я напасал?» Так они жили. Они были очень бедными, но верили, что мировая революция не за горами, что эта революция послезавтра. А им, ровесникам века, первыми суждено соз дать новое искусство, новую науку. Они брались за все. Преподавали в школах и на рабфаках, преподавали что придется. Учили пришедших с фронта солдат и фаб ричных работниц математике, немецкому языку, литературе. Организовывали драм кружки. Учились сами. Люстерник писал в своих воспоминаниях: «Среди моих слушателей значительная часть были люди не слишком молодые, об ладавшие житейским опытом и понимавшие, что такое новичок в любом деле. Они отно сились снисходительно к неопытному и ув лекающемуся преподавателю. Конечно, в шуточных стихах, которые сложил по мое му адресу Ю. Б. Румер — тогда студент МГУ, — Мне снится сон — студентам я рабфака о трансфинитных числах говорил — было преувеличение. Но, возможно, так на чиналась моя деятельность как популяриза тора математики». Сам Румер к этому времени с отличием окончил военно-инженерные курсы и стал там преподавать, поступив при этом на кур сы восточных языков при Академии гене рального штаба. Учиться ему на этих курсах было легко— персидский язык он знал немного от брать ев, а главное, слушателям этих курсов вы давался хороший по тем временам паек, «Я навсегда запомнил,— рассказывал Юрий Борисович,— вкус мороженой картошки и пшенной каши, которую я не мог есть даже в заключении и всегда от нее отказывался. А тогда, в голодном 21-м году, на наших курсах ее разрезали на шесть равных кус ков, она была всегда холодная и склизкая, но несмотря на это, я всегда хотел получить еще один кусочек. Но это было невозмож но. Деление на равные куски было свято». На этих курсах Юрий Борисович сразу приметил человека в такой же, как он. крас ноармейской форме с невероятно огромным и крутым лбом. Знакомство состоялось лег ко — этот человек сам подошел к Юре и спросил: «Когда вы успели усвоить этот путаный персидский?» Выяснилось, что этот человек составил себе четкую программу, строго вымеренную по объему материала и времени, которое он мог на это затратить, но безуспешно. Первый пункт его програм мы гласил: «Персидский алфавит — 1 час». Когда Юра услышал про этот «1 час», он не удержался от смеха. Никто не может выучить персидский алфавит за один час. Букву «а», например, надо учить вместе с различными словами, потому что в соседст ве с разными буквами она принимает раз личные формы. Если она попадает в конец слова, то тоже меняет форму и это касается почти всего алфавита. И вообще, насколько ему известно, языки надо учить поверхност но: сегодня что-то выучили сами, завтра узнали что-то от других, где-то догадались, где-то нет, а главное, читайте и обязатель но без словаря... Примерно в таком духе изложил свои соображения Юра новому знакомому. Этот лобастый человек, став- щий его товарищем в голодном 21-м, был Сергеем Эйзенштейном. Когда они были на курсах, Эйзенштейн учился в студии Мейерхольда, работал ху дожником, а потом режиссером Первого рабочего театра «Пролеткульта». Примерно в это же время он примкнул к ЛЕФу и Юрий Борисович часто встречался с ним у Бриков. Но недолго. Как лучшему слуша телю курсов, Румеру предложили неболь шую дипломатическую должность, фактиче ски должность переводчика, в только что организованном советском посольстве в Персии. И Юрий Борисович, воспитанный на поэзии Омара Хайяма и Гафиза, согласил ся. Персия в ту пору была одной из самых горячих точек на земном шаре. В газетах постоянно писали о волнующих событиях, о жестоких расправах над джангелийцами — партизанскими отрядами, о постоянной сме не власти, реакционной и жестокой. И Юрий Борисович, с полной убежденностью, что он там необходим, отправился в Решт — столицу провинции Гилян. Впечатления от Решта были ужасными: грязные вонючие улицы, на которых по долгу оставались неубранные трупы умер ших от голода или от ножа людей. В' стране свирепствовали эпидемии тифа, холеры, тра хомы. Жизнь в Реште была сплошным кош маром, вереницей страшных картин, ничего общего не имеющих с Гафизом. Юрий Бо рисович пробыл там больше полугода, пере жил всевозможные ужасы, включая шахсей- вахсей, когда мусульмане режут себя уда ром в грудь и, истекая кровью, кричат: «Али! Али!». А они, советские служащие, обязаны были «не проходить мимо» и тут же на месте объяснять «товарищам мусуль манам» порочную роль религии. Неизвест но, чем бы все это кончилось для Румера, не заболей он желтухой. Болезнь началась остро и протекала тяжело. Стало ясно, что больного надо отправлять на родину. А по скольку была большая нужда в людях, с ним же решили отослать в Москву дипло матическую почту. И Юрий Борисович в дипломатическом вагоне, один на один со своей болезнью и секретными бумагами, в полусознательном состоянии пересек грани цу. И все шло без изменений, пока его не задержала железнодорожная милиция на подходе к Саратову. Документы его оказа лись не в полном порядке и местное началь ство, не долго думая, вагон опечатало, а Румера арестовало. Для больного диплома та это оказалось весьма кстати: его поме стили в тюремный лазарет и немного подле чили. Тем временем местные власти послалп телеграмму в Москву наркоминделу Чиче рину о случившемся и получили ответ, ко роткий и ясный: было велено вагон оста вить опечатанным до приезда другого офи циального лица, а больного Румера сроь(но отправить в Москву. Чудо, что все это кой-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2