Сибирские огни, 1989, № 1

те, меня такая тоска одолевает! Давайте, я вам буду читать лекции по избранным воп­ росам неевклидовой геометрии». И он по- настоящему читал двум мальчикам эти лек­ ции. Так читал, как читал бы в переполнен­ ной многоярусной аудитории. А за стенами университета уже бушевал октябрь 17-го года. Однажды, в ожидании профессора, маль­ чики сидели в «своей» аудитории и листали Риманову геометрию. Отворилась дверь и вместо профессора вошел красавец-матрос. Вошел, как с картинки сорвался: с лентой пулеметной через плечо, с поднятыми уси­ ками, рыжеватый, и так спокойно-спокойно сказал: «Ребята, очистите-ка помещение, а то перестреляют вас тут ненароком. Пойди­ те куда-нибудь, а мы тут немного закон­ чим». Что он имел в виду закончить, нере- стрелку или революцию, ребята не поняли. — Скажите, а надолго нам нужно будет уйти? — Пока не управимся. — А сколько времени вам надо, > 1 тобы управиться? — Не знаю, сколько понадобится,— дело серьезное. Это было под вечер 24 октября 1917 го­ да, в канун 25 октября, навсегда вошедше­ го в историю человечества. Борис Ефимович Румер недолго думал, как ему жить дальше. С точки зрения его восприятия мира большевики ему не вполне подходили, но он твердо решил остаться на родине, служить новому строю верой и правдой. Он был знаком с Красиным, вско­ ре стал его другом и близким сотрудником. Ездил с ним за границу для участия в тор­ говых сделках молодой России со страна­ ми, которые старались прочно держать экономическую блокаду первого в истории рабоче-крестьянского государства. Борис Ефимович был доволен своей судьбой. Р а­ бота с Красиным потребовала его возвра­ щения в Москву. Снова Москва! Семья была счастлива. Квартира в Космодемьян­ ском переулке, правда, была безвозвратно утеряна, но дела складывались так удачно, что никого в семье это не волновало. Сна­ чала Румера жили у Бриков, а потом пе­ ребрались на квартиру Эренбургов, кото­ рые на длительное время уехали за грани­ цу. Юра был переведен в Московский уни­ верситет и зачислен на математический факультет. Математическая жизнь Московского уни­ верситета била ключом. Можно было поду­ мать, что на ней никак не сказались ни мировая война, ни революция, ни граждан­ ская война, ни тяжелые условия жизни. Хо­ тя все это было — сказывалось, но работа на математическом факультете не прекра­ щалась ни на минуту. Здесь работали заме­ чательные профессора: Жуковский (уже в 1918 году по инициативе Жуковского был организован ЦАГИ1), Чаплыгин, Лахтин, Егоров. Здесь работал Николай Николае­ вич Лузин, «главный реальный руководи­ тель тогдашней математической жизни в Москве, давший имя всему тогдашнему эта­ пу развития московской математики». Л у­ зин создал одну из самых удивительных и плодотворных школ мирового масштаба — знаменитую «Лузитанию». Юрий Борисович был тесно связан с Лузитанией. Он считал для себя Лузитанию той школой думанья, той школой общения, которая на всю жизнь определила его прин­ ципы морали, определила стиль и устремле­ ния в науке от первых математических р а­ бот до расшифровки генетического кода. Босторженный мальчик, которому едва исполнилось 17 лет, сразу же попал в друж ­ ный и веселый коллектив. У этих людей все было общее: и молодость, и интересы, и ж ажда учиться, и ж аж д а учить.^ Они вместе бегали «на Мейерхольда». Зимой в валенках и «деклассированных» шубах часами про­ стаивали у стен в Политехническом музее, слушая Маяковского. Искали встречи с Хлебниковым, чтобы своими глазами по­ смотреть на «Председателя Земного Шара» и на все его имущество — наволочку, наби­ тую стихами. Лузитания была многолюдной. И, если по бедности государством спускалась одна штатная единица научного сотрудника, бра­ ли на эту штатную единицу нескольких молодых людей, окончивших университет. Один из близких друзей Юрия Борисовича, Лазарь Аронович Люстерник, прославлен­ ный математик, вспоминал, что когда его оставили в университете научным сотрудни­ ком, их было 10 человек на одно место: «Первой по алфавиту была Нина Бари, которая и была зачислена в штат, и получае­ мую зарплату она делила на десять частей между остальными. После введения твердой валюты это составляло по 2 руб. 27 коп. на каждого». Но никого не пугала скудная жизнь, ник­ то не помышлял о материальных благах. Они, с их очень светлой верой, жили в ат­ мосфере непрестанных открытий, поисков, находок. И, конечно, жизнь украшалась шуткой и выдумкой. Ставили шуточные пьесы, иногда даже оперы, писали стихи. Как-то к пасхе Юрий Борисович с одним своим товарищем сочинили пародии. БАЛЛАДА О ТВОРОГЕ Маяковский Вам, проживающим за оргией оргию, Имеющим ванную и теплый клозет. Вам, говорю я: в городе творога не было, не будет и нет! Все это слухи и бабьи бредни, никакие милиционеры, просто вышел творог последний, чему могу указать примеры: Госмолоко, магазин номер Пять, творогу пудов до тыщи! А пошел народ и как начал брать, через час творогу не сыщешь! Бросьте, граждане, слухи дуть! Тащите на стол куличи и варево! Прежде надо вникнуть в дела суть, а потом уже разговаривать! Анна Ахматова Я сегодня очень устала. Над телом правит печаль, А творогу очень мало, И творогу очень жаль. Он вошел неслышней улитки, Под пасхальный веселый звон. Как люблю я белые нитки От зачем-то снятых погон. Дорогой, не сочти за измену. Нету творога, сохну с тоски, И на правую руку надену Я перчатку с левой руки.