Сибирские огни, 1989, № 1
щовое полотно, просвечивала бледная, тягучая синева неба. Но скоро сумрак загустел, и сейчас же в разных концах улочки, и даже там, где начинались низкие, дощатые рабочие бараки, зажглись плоские фонари- блюдца. Двое замедлили шаг, переглянулись, а потом медленно пошли туда, где переспелым яблоком желтела маковка деревянной церкви. Тот, что повыше ростом, с длинным нервно подрагивающим и словно бы слегка сдвинутым подбородком, обросшим темным кучерявым воло сом, отчего черты лица казались неправильными и, несмотря на свою привлекательность, затаенно жестокими, сказал: — Перво-наперво надо найти, где заночевать. — Д а где ж найти-то? Небось ни разу тут не бывали. Ой, пропаду я с тобой, и детишков сиротами оставлю. — Не каркай, рыбья твоя душа! Тот, второй, тщедушный человек с крупной, лобастой, точно не ему вовсе, а кому-то другому, большому и сильному, принадлежащей голо вою, виновато вздохнул: — Куда мне до тебя? Ты вон какой... Одно слово — Христя Киш. — На худой конец, в церкви схоронимся,— словно бы не услышав, сказал Христя.— Мало ли там приблудного люда? — Во как...— разочарованно протянул его товарищ.— А когда под начивал бежать с прииску, толковал, что у тебя тут в каждом дворе есть потаенное место, чтоб приглядеться, выждать... — Послушай, Лохов, как бы я того... не обозлился? Зашибу. Надо ел!..— грубовато сказал Киш. И все ж ему было совестно перед Лохо вым, но это словно бы шло Не от него самого, а откуда-то со стороны и не вызывало ни сожаления, ни стремления защитить свой прежний обман. О том, что случилось, Христе не хотелось думать, теперь надо думать о другом. Иначе пропадут ни за грош и ничего не останется от того чув ства, которое неизбежно сопровождает человека, когда он свободен в своих действиях, когда никто не стоит над ним и не заставляет делать не нравящееся ему, противное разуму. О, это чувство!.. Киш, несмотря на то, что появилось оно, казалось бы, совсем недавно, уже успел привык нуть к нему, сродниться с ним. Что-то удивительное творилось в душе; словно бы ничего и никогда не было в ней, кроме этого чувства: ни нена висти, ни страха, ни обиды... Ни разу еще он не казался себе таким сча стливым и мудрым, как нынче. И не беда, что усталостью налиты ноги, и рукой-то лишний раз пошевелить неохота. И все же... все же порою его охватывало беспокойство. — Значит, в церкви схоронимся? Христя обернулся к товарищу. О чем он?.. Но недоумение длилось не долго. Понял, что расслабился, а это никуда не годится в его тепереш нем рисковом предприятии, и он в мгновение ока, подчиняясь инстинкту осторожного и хитрого зверя, стряхнул с себя оцепенение, шаг его стал по-кошачьи легким и упругим, во всем теле ощутил привычное волне ние, которое всегда помогало оставаться самим собою, что б ни стояло на пути. — Можно и в церкви, можно и у гулящей бабехи. Знавал такую... А еще лучше стоящую развалюху подыскать. Там не выдадут. Лохов промолчал. Ему трудно проследить за мыслью Киша, которая, как и он сам, увертлива и сильна. Он привык к ясности во всем: к яс ности собственного существования на земле, к безоблачной ясности зим него сибирского неба, к ясности мысли. Впрочем, если бы он сильно по желал понять товарища, может, и сумел бы понять. Однако это не вхо дило в его намерения и так далеко отстояло от всего, что окружало те перь, что он и не подумал об этом, желая единственно душевного успо коения. Перед тем, как отрядить свои ноги в бега. Лохов имел разговор с женою, бабой доброй и ласковой, и этот разговор неотступно преследо вал его.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2