Сибирские огни, 1988, № 12

Зато, когда начинала звучать мелодичная спокойная музыка, Филька веселел и охотно подпевал, взмахивая крылышками, словно дирижер. Он прожил у нас года полтора и так привязался ко всем нам, что каждого узнавал по голосу. Стоило зайти в квартиру и заговорить в прихожей, как Филька, еще не видя вошедшего, начинал петь и радо­ стно подпрыгивать в своем углу. А потом слетал вниз и плавно опускал­ ся на плечо или на подставленную ладонь — словно зеленый лист, сор­ вавшийся с дерева. Если же появлялся кто-нибудь чужой, Филька пря­ тался в свой угол и оттуда изредка сердито покрикивал. — Да-а, характерец! — говорили гости. Характер и погубил Фильку. Мы собрались всей семьей уезжать в отпуск. Куда девать птичку? С собой не возьмешь. За день до отъезда сын отнес Фильку к одному своему товарищу,— пусть у него пока по­ живет. Но товарищ этот яьился к нам на следующее же утро и принес Фильку назад: — Всю ночь орал, никому спать не дал,— объявил он.— А светать стало — начал в окошки биться. Разгонится — да головой... И мы решили оставить Фильку в квартире одного. В ящик из-под посылки насыпали вдоволь всякого зерна, а с водопоем придумали так: налили полное ведро, и на воду положили дощечку. Так что, если даже вода будет испаряться и оседать, Филька всегда сможет ее достать — сядет на дощечку и напьется... Мы вернулись через полмесяца. С какой радостью встретил нас Филька! Он садился нам на плечи, на головы, тихо щебетал в самое ухо, — что-то не совсем веселое,— будто жаловался. И хотя осталось много корма и была в ведре вода, Филька так похудел и ослаб, что не мог уже летать, а только вспархивал. Потом и совсем крылья перестали его под­ нимать, и он лишь мог ходить по полу. Сидишь — и он рядом. Встанешь, куда-нибудь пойдешь — и он семенит следом, словно боится, что его снова оставят надолго одного. Идет-идет, да назад запрокинется, будто при сильном встречном ветре. А через несколько дней Фильки не стало. Неужели и для птиц пагубу но одиночество, неужели им тоже свойственно чувство смертельной тоски?.. ВЕРНОСТЬ Два года назад стояла здесь деревенька, а теперь лишь бугры на этом месте: люди переселились на центральную усадьбу совхоза, туда же перевезли свои избы. Бугры заросли крапивой, лебедой, ушастыми лопухами — вечными спутниками разора и запустения. Я присел на покосившийся колодезный сруб. Тихо и печально, как на кладбище. Напротив ветла широко раскинула над бугром свои ветви. На ветле остался скворечник. Рассохся птичий домишко, даже снизу видно, как светится щелястая крыша. А скворцы уже прилетели, видно, по старой памяти таскают перья, измятые травинки. Да ведь до первых дождей! Нашел я подходящую дощечку, пяток ржавых гвоздей, зуб от боро­ ны. Взобрался на ветлу, отремонтировал скворечник. — Живите,— говорю скворцам,— вы не виноваты, что люди покину­ ли деревню и некому теперь о вас позаботиться... У них, у людей, свои судьбы, а вам спасибо, что не позабыли родимых мест. ЦВЕТЕТ ЧЕРЕМУХА Совсем постарел дед Корней: теперь ему с печи слезть, и то большой труд. А дни стоят солнечные, душные — дышать в избе нечем. Вся 90