Сибирские огни, 1988, № 12
щественно сосновый, солнечный, с хвойной сухою подстилкой. Но в 1985 году, когда лето и осень были дождливыми и теплыми, рыжик в здешних местах вдруг пошел такой мощной волною, какую не помнят старики- старожилы. Он пер на глазах, шапкой поднимая лесную подстилку, вы сыпал на хоженые тропки и проезжие дороги, забирался в деревенские дворы и огороды. Люди отправлялись в лес уже не с корзинками, а ка тили за собой ручные тележки и коляски. И так продолжалось до замо розков, до первого снега... Что же тут удивительного? — спросите вы. — Была сырая и теплая, то есть благоприятная для рыжика, погода, вот и... Но позвольте вас перебить: известно, что рыжики, как и многие другие грибы, растут из грибницы —•наподобие многолетних растений, с каждой весною вновь берущих силы от своего корня. Спрашивается: где находились грибницы рыжиков многие годы подряд, когда не только под забором, но во всем Караканском бору трудно было сыскать хотя бы один завалящий ры жик? Бедь не одуванчик же это в конце-то концов, семена которого в один момент может разнести повсюду ветром? Или еще. Каждому грибнику известно таинственное свойство грибов прямо на виду вдруг бесследно исчезать или, наоборот, появляться, вы скакивать, как из-под земли. Идешь утренним лесом, и все твое существо сосредоточено на одном: вот сейчас под той сосною, среди коричневых шишек, похожих на взъерошенных воробьев, среди пожухлых осиновых и березовых листьев, среди ржавых иголок хвои промелькнет грибок... и правда! Да не какой-нибудь дряблый обабок, а вот он встал перед то бой, как лист перед травой, настоящий боровик — с толстой, как клу бень, ножкой, с вишневой, благородных оттенков, шляпкой, — словом, классический, хоть делай слайды, — гриб-боровик! Да где же это ножик запропастился? Шаришь в карманах, заглядываешь в корзину, а сам уже ощущаешь на ладони холодный, дымчатый от росы, резиново-упругий и тяжелый гриб, который и срезанный еще живет, благоухает, продол жая дышать прогорклым утренним туманом... Ну, найден ножик, а где же гриб? Нет гриба, исчез, скрозь землю провалился, и ползай хоть на животе, общупай каждую шишку и хвоин ку — ничего не найдешь... Из многолетних собственных наблюдений я могу привести множест во примеров загадочного поведения грибов. Бпрочем, загадки и чудеса иногда разрешались до примитивности просто. Как-то в начале зимы шел я на лыжах по Караканскому бору. Недав но выпал первый снег, дни стояли теплые, хотя и не было солнца, низко нависали пепельные тучи, и в мягком матовом свете все вокруг напоми нало незавершенную картину, на которую художник успел только нане сти контуры сосен, пней, голых кустарников. Снег был расписан строчками следов зверей и птиц, которые при умении можно читать, как увлекательнейшую книгу. Они, эти следы, и привели меня на свежую вырубку, и я остановился пораженный перед торчавшим из снега гнилым пнем, на котором сплошняком, желтой пе ною накипели молодые, прекрасные до вызывающей дерзости опята. Не сон ли? Я дернул себя за ухо, уронил шапку, нагнулся, чтобы поднять, и увидел: опята,— желтые в крапинку шляпки проступали сквозь пуши стый снег. Невольно вспомнилась сказка о злой мачехе, пославшей падчерицу в зимний лес за грибами. Разгреб снег до земли, усыпанной черными уг лями и сизой золою. И только теперь обо всем догадался: недавно ра ботали здесь лесорубы, у этого пня раскладывали костер, земля глубоко прогрелась, и опята обманулись кратким теплом... Возвращался домой по своей вилючей лыжне, нес за пазухой на це лое жарево грибов, и думал о том, как рождаются в народе сказки: да же самая дерзкая фантазия должна иметь земные корни.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2