Сибирские огни, 1988, № 12
бывала под паровозом: все три колеса стояли наперекосяк, у руля существовала только одна рогулина, густо перемотанная проводами, фары отсутствовали, на мото ре лежала черная корка грязи, никелиро ванные части были рябы от ржавчины Сисимов, подчиняясь скупому кивку Гав рилы, когда они погрузились, взгромоз дился на заднее сиденье, то есть на пру жины, прикрытые дерюжиной, и почувст вовал, как в казенное место ему впивается проволока. Сесть поудобней Петр не ус пел — металлолом взревел с устрашающей мощью реактивного лайнера, содрогнулся и взял с места. Сисимов не видел дороги, он судорожно вперился в бронзовый заты лок Гаврилы и въяве пережил картину соб ственных похорон. Ехали они недолго и остановились резко, точно со всего хода наткнулись на стену. Петр клацнул зубами и ударился подбородком меж крыльцев впереди сидящего, Гаврила вроде бы и не почувствовал удара, степенно слез с седла, сгреб свою долю манаток и зашагал по тропинке мимо кустов смородины и жимо лости. Откуда-то вывернулся соплячок лет десяти в джинсах и заплатанной фуражке, обежал мотоцикл кругом, прыгнул в седло и завел мотор. На поляне сразу же образо вался круг грязного дыма. Дым постоял малость, закрутился волчком — мотоцикл двинулся, набирая скорость, обратно, к по селку. Сисимов собрал остаток вещей и побрел вслед за Гаврилой. На берегу стояли полукругом будки раз ных цветов и фасонов. Жилин уже открыл свою будку и ворочался в просвете две рей. Петр осторожно вышел на самую кру тизну, ухватился рукой за шершавый ствол сосенки и, вытянув шею, заглянул вниз. Енисей здесь был весьма заурядной ре кой— неширокой и, наверное, неглубокой. Вода имела свинцовый отлив, ниже по те чению темнела и набирала суровые краски, стоило лишь солнцу заскочить за тучку. Ени сей однако имел серьезный характер уже здесь, в верховье: он ведь уже знал, что будет носить на своей спине океанские ко рабли. На другом берегу были невысокие горы, покрытые темным ельником. Вдоль русла с неутомимым напором бежал ветер, пахнув ший снегом и хвоей. Тайга казалась спо койной и неприютной. Пока Сисимов любовался видами, Гаври ла управился с делами: стаскал мешки в лодку, навесил мотор и уже задремал на корме. — Трогаем, что ли? — Пашка должен подбежать, вчера до говорились. Лейтенант Колесников подъехал на мото цикле, сопровождаемый местным участко вым, через полчаса, кинул в ноги Гавриле туго набитый рюкзак и скомандовал: — Ну, пошуровали! Гаврила не любил понуканий, он еще по дремал минут пятнадцать, демонстрируя самостоятельность, и они, наконец, отчали ли. Лодка «казанка» бежала хорошо, жестко ударяясь брюхом о встречную волну. Как в кино, плыли мимо берега. Над водным раздольем, низко, летали ласточки, на по лянах бродили коровы, за бортами лодки просматривалось дно, выстланное галь кой. Километров через десять Гаврила по дал Петру знак: садись за мотор, я буду спать. Петр показал в ответ, что не умеет водить лодку, но таежный человек небреж но махнул рукой: это, мол, проще просто го. Сисимов пробрался к кормовой дощеч ке и принял ручку газа. Лодка сразу побе жала вкось, но тут же выправилась. Гаври ла кивнул: так, правильно, и повалился на брезент, растеленный по дну, закрыл глаза беретом и притих. Колесников то и дело всплескивал руками и показывал Петру на окрестности: красота-то какая! Гаврила, не поднимаясь, указал пальцем налево. Петр догадался, что здесь и впада ет речка Чуня, и повернул суденышко. Чу ня была тугая, норовистая речка с шивера ми и прижимами, с крутыми изломами по руслу. Медный таз всю дорогу мучил Петра за унывными песнями времен Стеньки Разина. Таз пел про вольницу, про атаманову буй ную голову, сложенную на плахе. Слух у таза отсутствовал начисто, тянул он беско нечные куплеты с блатным надрывом и рвал душу. — Дед» ты бы помолчал, ей-богу! — в сердцах сказал Сисимов.— Благодать такая кругом, а ты воешь, будто кобель на луну. Лейтенант помахал ладошкой возле уха: не слышу, мол? Петр потряс головой: не те бе говорю! Лейтенант поерзал на скамееч ке и успокоился. Он был без фуражки, его волосы теребил ветер, на лице бродила блаженная улыбка. Таз не обиделся: Красота здесь первостатейная, верно, сынок? — Верно, дед. — Погубите вы красоту эту, люди! — Не такие мы уж и слабые, дед. — Не слабые — болтуны вы. Это — точ но. Миновали несколько перекатов под ска лами, дальше потянулись голубые плесы, тихие, как озера, и усеянные желтой пеной. На берегах росла сосна, перемеженная ли ственницей и березовым подлеском. Солн це заметно шло на закат, вершины гор за топил алый огонь. От жесткой ряби на во де уставали глаза. Лодка катила перед со бой широченные усы, достававшие берега. Петр собирался уже было будить Гаврилу, но тот, подчиняясь какому-то внутреннему толчку, очнулся сам, выпростался из-под брезента, пригладил ладонями волосы и опять ткнул пальцем влево. Они причалили к отложистому песчаному берегу в мелком ивняке, размялись, оставляя следы, и при нялись выгружаться. Потом Гаврила выта щил из лодки топор и ушел в тайгу. Вер нулся он с жердями, постоял, щурясь, и вмиг поставил на веселом бугорке сисимов- скую палатку, рядом поставил еще одну, побольше, старую; развел костер, подвесил на огонь прокопченный чайник и мятую кастрюлю, соорудил примитивную удочку и забрел в воду. Павел тоже сладил себе снасть из талинового прута и принялся удить. После второго заброса у Гаврилы на конце лесы, изгибаясь, повисла черная ры бина. Гаврила аккуратно отпятился от воды и выбросил добычу на песок. За первой рыбиной последовала вторая, за второй —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2