Сибирские огни, 1988, № 12

ко раскрытый паспорт, получил конверт, телеграмму и денежный перевод на триста рублей. Телеграмма была от жены Любочки; «Твоя всегда. Мама отчасти не права. Соба­ ка Ляна сбежала. Она изгрызла рояль Во­ роновой. Живу скучно. Пью парное молоко. Возвращайся быстрее. Гляжу дорогу. Це­ лую стократноьь. «Долго же тебе придется глядеть на до­ рогу! — с горечью подумал Сисимов.— По­ чему же со мной не поехала?» Он любил, конечно, свою жену, но, кажется, уже не так сильно, как прежде: что-то надорвалось в нем. И погасло. В конверт был запечатан блокнотный лй- сток, исписанный неверной рукой Мереню- ка. «Петька! Выслал тебе денег телеграфом — ты же, наверное, все отпускные отвалил своей непутевой теще. Надо будет еще — телеграфируй. Да отдыхай как следовает, сипы тебе нужны будут, потому как нас с тобой ждут великие дела. Обнимаю тебя и всякое такое. Привет тебе и поклон от моей старухи, а также привет от ЬЛвана Филимо­ новича Мотива, который еще лектор и кан­ дидат наук. Ты должен его помнить, он нам еще про летающие тарелки рассказывал. И про Голубого, или, как его там, Кактуса. Хороший мужик — Иван-то Филимонович. Мы с ним теперь в дружбе. Остальное, если захочет, обскажет медный таз — он, по-моему, к тебе подался. Твой Меренюк». Петр тут же получил деньги и поспешил в шашлычную, пустоватую в этот час; пиво еще не привезли. Он сел за стол у двери и с ходу начал писать в тетрадке, дурно пахнувшей клеем. Он испытывал лихора­ дочное желание изложить пережитое и передуманное. Заведующий шашлычной подошел не­ слышно — он тоже был в домашних тапоч­ ках — и тронул за плечо, приглашая ра­ душным восточным жестом в боковушку, но встретил взгляд, полный абсолютной от­ решенности; Ахмед велел своей подручной подать обед по высшей категории и не трогать парня. Вто.рой раз Ахмед побеспокоил Петра без пяти восемь вечера — опять тронул за плечо и скорбно покачал головой: — Закрываем, дорогой. Прости! Петр кивнул, выложил на скатерть трояк, потянулся, забрал тетрадку, согнувши ее, сунул в карман и опрометью выскочил на улицу, вконец озадачив Ахмеда, который, провожая гостя глазами, повертел у виска пальцем: «Не ф сэбэ человэк!» Слова эти услышала помощница и тоже повертела пальцем у виска, соболезнуя чужому горю. Пока было еще светло, Сисимов писал на берегу. Неяркий блеск воды успокаивал, мысли текли непринужденно и естествен­ но, как текут реки по извечным своим ру­ слам. Была в душе Петра умиротворен­ ность. Отчего-то вдруг затосковалось не­ множко по родной деревне, по старикам, которые вынянчили и воспитали его. Петр устыдился своей черствости, неблагодарно­ сти своей, и тут же вырвал из тетрадки два листа, написал письмо в деревню про свою жизнь, велел передать поклон многочи­ сленным знакомым и соседям. Листки вло­ жил в конверт, купленный давеча на почте. Петр поднялся — было уже темно, — на­ шел на углу почтовый ящик и с облегчени­ ем опустил конверт, потом пристроился под фонарем в аллее и снова раскрыл тет­ радь. Луна была сперва желтая, после побеле­ ла и стала напоминать большую перламут­ ровую пуговицу. Все скамейки вокруг зани­ мали парочки. Где-то бренчала гитара, пи­ ратским голосом Высоцкого исходил магни­ тофон. Свет фонаря был небогат, но это не мешало работать. Петр не заметил, когда опустели скамейки и когда замолчал маг­ нитофон. Милиционер возник, как дух святой, хотя был и не в домашних тапочках, и осветил лицо Петра фонарем. — Убери свой прожектор. — Документы. Сисимов вынул из кармана пиджака па­ спорт и подал его. — Дыхни. Послушно дыхнул. Милиционер попятился, его оттопырен­ ные уши под фуражкой сильно просвечи­ вали. Он с минуту изучал паспорт. — Бывает же! — возликовал милицио­ нер. — Земляк! Ты же земляк мой. Куда путь держишь? — В Хомутовку. — Погоди. Расскажи для начала, что там у вас в Энске делается. Я тут вычитал в га­ зете, что будто метро у нас собираются ко­ пать? — Собираются вроде. — А оперный театр достроили? — Нет еще. — Долго они там возятся! Послушай, а почему ты здесь ночью торчишь? — Больше негде, В гостинице все места заняты. — Верно, заняты. Все равно подозри­ тельно торчишь. — А где мне торчать? Милиционер поглядел себе под ноги, поерошил рукой волосы на затылке и при­ знался, что не представляет твердо, где можно в этот час торчать бездомному и где нельзя. — Ведь надо же! Сколько здесь рабо­ таю, первый раз земляка встречаю. На краю-то света, а? — А сколько ты здесь работаешь? — Да больше месяца уже. Подвинься-ка, — милиционер сел рядом, закурил папи­ росу и зевнул. — Третьи сутки на ногах. — Чего это так? — Людей не хватает — кто больной, по­ нимаешь, кто в отпуске. Тут еще иностран­ цы в городе, да месячник по безопасности движения. Ты чего пишешь, граф Толстой? — Кое-что для себя... Одиннадцать ме­ сяцев, значит, давим, а месяц спасаем, так, что ли? — Ты уж загнул! Нельзя, брат, утриро­ вать. И еще на заочном учусь. — Я тоже, между прочим, на заочном учусь. — Курс? — Четвертый. — Я на втором. Мне еще семь верст ки­ селя хлебать. Зачем в Хомутовку-то? — Тайгу посмотреть. С детства мечта та­ кая есть. Милиционер засмеялся и уронил папиро­ су. Подобрал ее, наклоняясь, и бросил в урну-