Сибирские огни, 1988, № 12

Зорий ЯХНИН ПОРТРЕТ ЗА ВЕТРОВЫМ СТЕКЛОМ Ну было. Зря попал в опалу. Оправдан. Подпись и печать. Все отболело и отпало, И лучше бы теперь молчать. Но кто-то ловкий пальцем давит На правосудия весы, Опять на стол портретик ставит: Усмешка... низкий лоб... усы. А ты, мой юноша кудрявый, Зачем за ветровым стеклом Приладил профиль этот бравый? Ну, что ты ведаешь о нем? Как, в тундрах северных замучен. Из строя выбыл командарм? Вопрос изучен? Да, изучен. Но кровоточит старый шрам. Какою кровью подвиг ратный Был совершен во дни войны? Ты больше знаешь об обратной. Сокрытой стороне луны. По павшим затоскую снова. Мне думы тяжкой не избыть: Когда б мы были к ней готовы. Войны могло бы и не быть. Все вынесла: и горькую суму. Пиры бояр, опричнины гоненья... Я поклонюсь терпенью твоему. Но мне твое дороже нетерпенье. Когда, освободившись от оков. Ты сбрасываешь — было это, было ■ С хребта, как норовистая кобыла. Жестоких неумелых ездоков. НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ Так он привык... Кой-какая еда... Жил-поживал, кому надо, известен... Ну не известен — какая беда? Был, как солдат, не известен, да честен. Так он привык. За кусок не служить. Если служить, то уж без перегрузки. Не лебезя перед каждым. А жить! С русского жить переводом на русский. ГОРКИ ЛЕНИНСКИЕ Заснеженный дом. На Ветру багровея. Сияет рябина. И ели строги. Запомнит седая сквозная аллея Последние быстрые ваши шаги. А время не всякие раны врачует. Оно помогает утрату постичь. И сердце не мирится, сердце тоскует: Вас так не хватает, Владимир Ильич. В дыму и в пожарах холодные дали. Когда ослабела не мысль, а рука. Вы здесь в этом доме опять диктовали Тревожные, зоркие письма в ЦК. Пророчества ваши уже прорастают. На трудном пути нам вершины достичь. Но, как бы там ни было, так не хватает, Вас так не хватает, Владимир Ильич.