Сибирские огни, 1988, № 12

в первый день я отправился к женщине средних лет, которая была известна как сказительница свадебных песен. Начинаю ее просить: — Зинаида Алексеевна, говорят, что вы мастерица петь песни. — Ну, какие песни, да зачем вам. Начинаю объяснять, что теперь старинные песни не поются, старинные обряды за­ бываются, а между тем все это очень интересно и пропадает зря. Молодежь, бог знает, что поет. — Да, уж это верно, какие песни молодежь поет. — Спойте вы. — Нет, больно неудобно. — Да чего же неудобно, если бы я пришел на свадьбу, так вы спели бы, да? — Ну, да это другое дело. После двух часов уговаривания мне удалось услышать ее пение. Она мне спела одну свадебную песню. Я похвалил, к концу вечера робость у нее исчезла, и я сделал несколько записей. На другой день я надеялся сделать больше, но не тут-то было. Любопытно, что на следующий день, когда вся деревня знала о цели наших посеще­ ний, нас все спрашивали, зачем мы пришли, делали вид, что страшно удивлены, как будто в первый раз спрашивали. Проходив по деревне полдня, я буквально с опустошен­ ной душой пришел в одну избу, где жила теща моего спутника-учителя, которая была известна как мастерица петь песни. Но, к сожалению, теща оказалась такой ведьмой и так накинулась на нас, что я подумал, не ретироваться ли. Она начала причитывать, что начались последние времена, начала стыдить нас. В то время, когда я с отчаяния­ ми готов был махнуть на все рукой и ехать обратно, вдруг отворилась дверь и вошла старушка и сразу, без всякой политики, не дожидаясь никаких пояснений и не спраши­ вая зачем и почему, начала петь. Я не успел взять карандаш, как полились звуки «Как во городе во Астрахани...» Я услышал песню великолепную по самому складу, по тра­ диционной сохранности старой эпической песни. Я не успел записать эту песню, точ­ нее — записал ее плохо, и тут вслед полилась новая песня, песнь о Стеньке Разине, столь же древняя и интересная, и только когда она устала петь, а пела она дребез­ жащим голосом, она спросила: — Ты кто такой будешь и зачем все это делаешь? Мы познакомились короче, и я объяснил мою цель. Она одобрила, сказала «правиль­ но»... Как ни старалась теща всякими способами остановить ее, как ни шипела, какие тек­ сты она ни вставляла из апокалипсиса, старушку, в которой зашевелились лучшие вос­ поминания, остановить было нельзя. На другой день я отправился к ней и записал око­ ло сорока песен. Звали ее бабушкой Болтанасихой. Вот вам пример тех прозвищ, ко­ торые имеются почти у каждого амурского казака, это «привадное» имя, т. е. приватное. После Болтанасихи я буквально воскрес, ссылаясь на два примера, мне было легче разговаривать с другими. Я сделал около 100 записей. У крестьян начались огородные работы, и они имели более свободного времени, а мне было легче с ними сговориться. Еще на пароходе я стал заводить знакомства, тем более что мне пришлось высажи­ ваться в таком месте, где не было станции, и мне надо было познакомиться с местными людьми. На пароходе я встретился с Бочкаревым и рассказал ему, зачем я еду. Это по­ казалось ему смешным и чудным, но как человек бывалый и весьма уважаемый, он не хотел уронить себя, он сделал вид, что все понял, и заявил, что надо же человеку «по- могчи», взял меня под свое покровительство, и с его помощью я сделал много записей. В начале января 1914 года, укутанный в шубу, я отправился частью на лошадях по льду Амура, частью через тайгу. Знакомые у меня были, дорога была известна, и я ехал с более спокойной душой. Должен сказать, что вся работа этнографа, когда она произво­ дится с налета, путем разъездов, совсем иное, чем если бы этнограф жил постоянно на месте. Прежде всего он сживался бы с населением, и оно относилось бы к нему с полным доверием как к лицу знакомому и близкому. Он мог бы работать исподволь, мог бы счи­ таться с временем и с удобствами крестьян, не возбуждая ничьего любопытства. Работа же этнографа, который специально приезжает, сопровождается известным шумом. Он едет по открытому листу, ему должны давать лошадей, он является как бы начальством, все это производит дурное впечатление, и население относится к нему с опаской, тем более русское население, привычное всегда всех бояться. При оседлой работе не мо­ жет быть и такой физической усталости, которая бывает у человека, связанного с рабо­ той в короткий срок, которая его нервно утомляет. Все это я пережил, когда рабо-