Сибирские огни, 1988, № 12

Казалось бы, сколько уже написано о судьбе М. Цветаевой, обстоятельствах ее возвращения на родину, ее смерти. А о том, чуо за взгляды она исповедовала, живя на чужбине, какое общественное движение счи­ тала себе близким — об этО'М есть букваль­ но крупицы. Многие ли знают о том, что М. Цветаева была тесно связана с так назы. ваемым левым евразийством — особым, вы­ росшим из сменовеховства, течением в кру­ гах русской интеллигенции за рубежом? А ведь оно оказало определенное воздействие, в котором еще предстоит разобраться, и на ее духовную эволюцию, поэтическое умо­ настроение {Подробнее об этом: С. Лютова. Сила — там, в России... — «Неделя», 1987, № 41). Аналогичных примеров можно привести немало. Путь от полузнания к знаншо всегда не. прост. Но едва ли он будет легче, если пере­ стать думать «об исторической и эстетиче­ ской справедл]ИВ.ости» и всецело довериться тем, кто занялся ныне «поспешным «короно­ ванием» новых кумиров» («Правда», 13 ап. реля 1988 г.). Такое у нас уже было и, как известно, ни к чему хорошему не привело. Вполне естественно, что, допустим, «Док­ тора Живаго» или романы В. Набокова разные читатели оценивают по-разному. Не­ которые суждения несут на себе печать минуты или скользят мимо главного, сути, и, возможно, не без оснований сетует кри­ тик Л. Аннинский, имея в виду именно их: «о духовном феномене Набокова нам, втя­ нутым в споры «вокруг» него, думать не­ когда» («Московские новости», 1 мая 1988 г.). Но не сам ли он и подливает мас­ ла в огонь, смело ставя этого писателя ря­ дом с Пушкиным и Достоевским, а о стол­ кновении мнений и точек зрения, сопровож­ дающем публикацию его романов, стихов и эссе, отзываясь с таким раздражением, ко­ торое не может не вызвать ответной реак­ ции? «Эта дарвиновская борьба за место, эта опьяненная толкотня вокруг плода, вче­ ра еще запретного»... Тут уже не столько об этике наших дискуссий думаешь, сколь­ ко о другом: не дай бог, если широкое рас­ пространение получит склонность делать того или иного художника знаменем узких, по существу, групповых интересов, ревниво ограждая его от «непосвященных». Есть и такое: упомянуть одних и забыть о других, не менее достойных памяти. Так, перечисляя поэтов 20—30-х годов, в свое время задвинутых в тень или недостаточно нами оцененных, критик Б. Сарнов («Ого­ нек», 1988, № 19) называет имена Ахмато­ вой, Пастернака, Мандельштама, Цветае­ вой, Хлебникова, Ходасевича. Но почему-то в составленном им списке не нашлось места ни Заболоцкому, ни Клюеву, ни П. Василь­ еву. Странная забывчивость. Путь этот беоперспективен. Равно как и попытка односторонне, на основе сугубо вы­ борочного прочтения и торопливой перео­ ценки ценностей, «переписать» всю историю советской литературы. Ибо обернуться все это может только одним; насилием над культурой, которую все мы должны не рас­ пылять, во — в меру своих сил — обере­ гать. Забвением опыта, уроки которого об­ ладают бесценной поучительностью.