Сибирские огни, 1988, № 12
Собственно, курилки — теплого места, где можно присесть, передохнуть, высушить верхонки, у нас в гараже, к сожалению, нет. (Впрочем, у нас многого нет: наждака, стен да для проверки топливной аппаратуры и многих других элементарных вещей, без которых трудно работать). Роль курилки выполняет закуток электрика. И здесь нам остерегаться некого — кроме разве на чальника, которого трясет всегда, когда он видит отдыхающего рабочего — хотя свое задание тот выполнил, как говорится, в срок и с высоким качеством. Разговоры ведутся всякие, но чаще, ес тественно, на злобу дня, о больном и на сущном. Рассказывает один из новеньких — о партсобрании в той организации, где работал до прихода к нам. — Повестка дня связана с задачами парт организации в свете требований перестрой ки. И вот парторг говорит — «весомо, гру бо, зримо», со всей серьезностью: «Все ши рящаяся демократия, которой требует вре мя, дух перестройки, совсем не исключает возрастания роли руководителя, единонача лия. В лице нашего начальника СМП мы видим тип современного руководителя, ко торый не только досконально знает произ водство и рабочих, но и большое внимание уделяет общественной жизни. Он постоян но бывает на всех участках, вникает в про изводственные и социальные проблемы...» — И в таком духе поливает минут пятнадцать- дваддать. По-русски это называется — лизать зад ницу. Вот тебе и перестройка, и демокра тия, и принципиальность, и откровен ность! Но самое поразительное то, что на чальник, выступивший следом, не рассер дился, не одернул прихлебателя. А ведь ум ный мужик был, никогда не демонстриро вал дистанции между собой и нами, рабо чими, действительно прислушивался к мне нию рабочих, советовался. Я его звал — золотник. В смысле — мал золотник (он у нас невысокий), да дорог. А теперь— нет, не скажу о нем так. Узурпатором-самодер- жцем стал, прислушивается только к своему мнению. Несогласных — сметает, критику помнит долго и без последствий не остав ляет. Так что парторг — молодец, точно вычислил интонацию наибольшей благопри ятности в адрес начальника. Между прочим, было дело, мы с другом ловко обвели и начальника, и парторга. Друг мой года два как подал заявление в партию, все ждал очереди. Казалось бы, почему не принять: грамотный бригадир с техникумовским образованием, с широким кругозором. Самые ответственные, трудные, невыгодные работы ему поручались, знали, что не подведет. Авторитетом у парней пользовался, а вот у начальника — нет. По тому что не мог держать язык за зубами, когда нужно было, говорил правду, выра жая свое мнение и мнение бригады. Сам человек неравнодушный, он терпеть не мог этого в других. Но парторг думал не о принципах, а о косом взгляде начальника. И вот я говорю своему дружку: «Слушай, Ваня, своей очереди ты будешь ждать до морковкина заговения. Давай сделаем так. Смири на минуту свою гордыню, прикинься овечкой, поди к начальнику: так, мол, и так, Николай Петрович, хочу посовето ваться с вами по личному важному делу. Больше не с кем, только вы можете дать совет За ум. мол, взялся, хватит в маль- чшвх ходить Хочу в партию вступить. Как вы шотрите на это дело? Если положи тельно То, может, не откажете мне в ре- Тмендации?..» Сначала он опешит от та- к Х нахальства, потом ему станет приятно - лестно, и он даст тебе отеческий совет и рекомендацию. А там дело покатится, как по маслу...» „ — Ну и как — выгорело? — Конечно. Через месяц мой Ваня при н и м а л поздравления... А вот мысли другого моего товарища: — В детстве сильно жалел, что прошли все героические времена (война, целина), когда можно было проявить себя, доказать, ты не только не хуже других,-получше, именно ты можешь что-то и важное сделать для своей Родины, на что не всякий Другой способен... Правда, потом БАМ тоже принес испытания для поколения 70-х. Но то были испытания все же не высшей пробы. То есть физических испытаний хватало, но в глубине души каж дый бамовец знал, что за все трудности рано или поздно он получит сполна сла вы, денег, общественного признания. Понемногу мы привыкли к тому, что так, «по-болотному», и надо, что нельзя иначе. Для себя Ц же видел неправду, ложь, пе редергивания, замалчивания одного и выпя чивания другого) решил так: раз не могу, не умею, не знаю способа изменить «болот ные» порядки (и в самом деле — не листов ки же печатать или гранатой размахивать), то, по крайней мере, буду сам лично в ра- боте, ВО всей своей жизни честен. — и что — удавалось? — Нет, не всегда и не во всем. Но я стремился сдержать эту клятву, и когда не получалось — буквально заболевал. Теперь, когда началась перестройка, наступил час главных испытаний — буквально для всех. Испытаний моральных. Недавно прочитал у Экзюпери: «Я мало ценю физическое му жество. Жизнь научила меня, что настоя щее мужество — сопротивляться, если мир враждебен». — Но разве наш мир враждебен? — А формалисты-бюрократы, вруны, го воруны, воры, демагоги, «баре» при боль ших и малых должностях?.. И сейчас не ясно, кто, какое поколение ближе воспри мет идеи перестройки, чей вклад в борьбу будет самым весомым, решающим. Очевид но, что не все выдержат эту борьбу. Хотя я не склонен без нужды трепать такое вы сокое слово, как подвиг, но как иначе ска зать, когда человек оказывается в опреде ленной ситуации (таких ситуаций в памя ти у каждого немало!) и говорит Правду— ведь он выступает не столько против одно го конкретного носителя зла, сколько про тив лжи и лицемерия, которые практикова лись и насаждались десятилетиями. И не надо обольщаться и обманывать са мих себя: драка за идеи перестройки будет долгая и жестокая. Кто-то не захочет соз нательно перестраиваться (ему невыгодно), кто-то просто не верит, что можно жить по Правде, кто-то хотя и хочет, но не может, так как он давно переродился, он уже в чем-то ущербный, и нет в нем сил и умения жить по-новому. И если такой человек по нимает это — возможна трагедия из-за раз лада с самим собой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2