Сибирские огни, 1988, № 11
— Помоги лодку столкнуть, с обувью — нормально у нас. Вдвоем они легко столкнули «казанкуьь на воду. Понькин натянул болотные сапоги, вынутые из мешка, забрел в воду и при ладил на корму мотор. — Вы куда это, товарищ Понькин? — На кудыкину гору. А Гавря где? — Вчера на пароходе уплыл, обещал через неделю быть. Понькин забросил в лодку мешок, вытер мокрые руки о рубаху и потоптался, скри пя сапогами; он принимал какое-то реше ние, а принявши, закурил, поглядывая на Сисимова сбоку, подозрительно, сплюнул и предложил все тем же сердитым тоном: — Со мной скатаешь? — Куда? — Это ненадолго, часика на полтора. Тебе все одно делать не хрен. — Оно, пожалуй, и скатаем. — Собирай тогда свое барахлишко. плыли мимо. Фотографу было уже трид цать пять лет, когда он по случаю заглянул в аптеку и был потрясен до основания: там, ' ^ 1-1 ■IА И Л И С П У Г» ъгв. г- . ■ - • Г ' - ^ за кассовым аппаратом, сидело необьжно- венное существо. Глаза у существа были Тугой ветер теребил бороду Ермила Понькина. Понькин сурово молчал. Лодка шла шиб ко, задрав нос, но берега ползли мимо не спешно, кое-где голые, в основном же за росшие сосняком и елью. Попадались бере зовые колки, праздничные и насквозь про- золоченные солнцем. Вода поголубела и просматривалась теперь до самого дна. Дно накатывало, бежало навстречу, и Петру временами казалось, что лодка вот-вот с ма ху сядет на мель, но Понькин держал газ на полную и возвышался на корме, будто литой. Он отдал Петру фуфайку, сам же был в рубашке с короткими рукавами и, по всему видать, совсем не чувствовал про низывающего утреннего ветр^. «Суровый дядька», — решил Петр. Напрасно он так решил; Понькин не был от природы молчуном. И черствым тоже не &Ь1Л. Дело в том, что Поньклн копил сред ства на «Волгу». Желание купить голубую «Волгу» возникло не'на голом месте и не с бухты-барахты. Обстоятельства подперли Понькина так, что без голубой «Волги» он вполне мог повеситься на бельевой верев ке, выстрелить картечью себе в висок или сгинуть под забором от беспробудного пьянства. А все любовь, будь она трижды неладна! Впрочем, по порядку. Пять лет назад Ермил Макеевич работал фотографом в Красноярске, числился пе редовиком службы быта, имел свой дом, держал свинью и по субботам ритуально выпивал водки. Дом ему достался в на следство от отца, каменщика по Специаль ности, и продавать его Понькин не стал лишь потому, что жил с престарелой тет кой, любившей копаться в огороде. Жизнь, словом, была изобильная, сытая и не слиш ком разнообразная. Понькин смутно и тревожно дожидался решающих перемен, он был убежден, что у него особая плани да, и остерегался до поры поступать так, как поступают все: то есть женятся, пло дят детей, работают и без ропота пятятся к старости. Понькин не умел действовать, добивать ся цели, и корабли с алыми парусами про зеленые и огромные, с ресницами в па лец длиной. ЧРГетое лицо было украшено еще губами в форме сердечка, на подбо родке — родинка. У Понькина вспотела спина, он замычал, замыкал и не мог назвать цену мочегонного средства для тетки. В груди Понькина накапливался жар, и он готов был взорваться, как перегретый котел. Его вывели из аптеки с помощью заведующего и четырех дружинников, Понькин упирался и свирепо вращал гла зами. С тех пор при виде аптечной кассир ши на ПоЪькина накатывала немочь — под гибались коленки, голова легчала, в ушЬх раскатывалась морзянка. Ермил, как по графику, навещал аптеку три раза в день — утром перед работой, в обед и вечером. Тетка дома подсчитала, что очумелый пле мяш покупал лекарства без малого на сто рублей в месяц. Покупал он все, что попа дало на глаза, ради того только, чтобы по дойти к кассе и благоговейно взять чек из холодной руки Дива. Понькин однажды купил даже женский гигиенический пояс и дюжину грелок, он заскучал, осунулся с лица и начал отращивать бороду — ему втемяшилось, что с бородой он будет по хож на капитана дальнего плавания и тогда кассирша Роза полюбит его глубоко и не- отвратно. Однако кассирша Роза смотрела сквозь Понькина, она была вроде бы и не от мира сего. Борода не выручила, но по мог, как всегда, случай: попался однажды старинный питейный приятель. Разговори лись за кружкой пива в павильоне. Ермил поплакался по поводу свсЬей неразделен ной любви, дружок — помощник админи стратора филармонии — разбитной и наг лый — дал клятвенное обещание к зав- траму же все отладить. Назавтра втроем они сидели в ресторане (платил, естествен но, Ермил Макеевич). Приятель выпил и съел все, что было заказано на его долю, а потом потянул из жилетного кармана пу затые часики иностранной фирмы, изум ленно воздел брови и убежал, сказавши, что спешит в аэропорт в'стречать одну французскую певицу с мировым именем. У Понькина привВ 1 чно вспотела спина, он бо дал головой, тужась рассказать анекдот про слона и мартышку. Роза исправно тянула коньяк, называла Понькина Эдиком и вы бирала из вазы яблоки порумяней. Она жевала яблоки, как машина, и смотрела ис ключительно вдаль. Понькин анекдот не осилил и сник. Розу то и дело приглашали танцевать длинноволосые юнцы с бабьими ужимками и наносили фотографу незажи вающие душевные раны. Фотограф все-таки заполучил руку и сердце аптечной феи и увез ее от много людья в Топольки. Ермил Макеевич не учет одного существенного обстоятельства; I глуши тоже катастрофически быстро раз множались длинноволосые юнцы. Они бы ли подобны эпидемии. В результате дойгиь раздумий фотографа осенила идея купить помянутую голубую «Волгу» с тем, чтобь Роза была всегда отгорожена от мир. стеклом. Она до сих пор не запомнила, ка! зовут мужа, жила в тихой прострации . Р
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2