Сибирские огни, 1988, № 11
Гаврила прихлопнул рот и с печалью по качал головой: — От дает! Айда отсюда, не то укусит. Такие больно кусаются. Из магазина вдвоем опять направились в аэропорт. Диспетчер ответила, что с Хо- мутовкой пока ничего не ясно: над Саянами облачность, груза нет, пассажиров недо бор. — Ориентируйтесь на послезавтра, зво ните с утра пораньше. — А билет мне брать? — Не стоит, пожалуй, — диспетчер слад ко зевнула и вытерла платочком солове- лые глаза. Гаврила, куривший на скамейке в садике, сказал равнодушно, что улетит Сисимов не раньше, чем через неделю. Они вышли к дороге, тут Гаврила взмахом руки остано вил такси — зеленую «Волгу» — и повез гостя обедать в шашлычную. — У меня там знакомый кабатчик. Шашлычная — разборная палатка с не большим двориком в тощем кустарнике — помещалась на главной улице. Напротив шашлычной был тир, тоже разборный, и вокруг тира толпился разнообразный люд, в основном мальчишки и подвыпившие му жики. Из-за стойки Гавриле радушно кивнул черный парень в ермолке и крошечными усиками над верхней губой, и повел голо вой налево, приглашая следовать в дверь позади зала, занавешенную по битым бархатом. За дверью оказался закуток на два стола — тесный угол, види мо для своих. У дощатой стены до самого потолка громоздились пустые ящики. Шта бель выгнулся и, кажется, вот-вот готов был повалиться, рухнуть и рассыпаться сверху донизу. Петр сел лицом к штабелю, чтобы в случае чего вовремя отпрянуть. Гаврила не обратил на ящики решительно никакого внимания, сел прочно и, похоже, надолго, расставив свои длинные ножищи. Тотчас из-за белой занавески, из кухни, вы шла к ним тихая женщина небрЬской на ружности в войлочных домашних тапочках и, скрестив руки на животе, остановилась возле их стола. — Что там есть у тебя, Клавдия? — спро сил ГаЬрила, закуривая папиросу. — По жрать нам что-нибудь. И выпить, конечно. Ты пить будешь? — Если пива, то выпью пару бутылочек, — вежливо сказал Сисимов. — Я пиво люблю. — Нет у них пива. Нет пива, Клавдия? Пивзавод здесь всегда на ремонте. — Для тебя, Гавря, все есть. — Спасибо, Клава. Дети-то как твои? — Слава богу. Клавдия тихо ушла. — Знакомая есть в Абакане у меня, — глядя ей вслед, задумчиво произнес Гаври ла. — Прилетел — я к ней изредка летал, — хорошая девка. И любила меня. За что любила — понятия не имею, я ведь никому не нужный. — Напрасно ты поклеп на себя возво дишь! Гаврила отмахнулся от Петра с досадой; — Ни кола, ни двора, все в тайге, обо дранный и немытый. Кому я нужен такой? Прилетел, значит, постучал, она через дверь мне: «Опоздал ты, Гаврила, замужем я теперь». Сама плачет. В Абакане я с приятелями два дня бражничал, да во тут начинаю... — Гаврила бросил непогашен ную папиросу под ноги себе и поник голо вой. У Петра тоже екнуло сердце — он вспомнил, как покидал дом. Аглая Викто ровна пила чай и обращалась к собаке Ля не на «вы» — собака перед ней в чем-то провинилась. Любаши не было. Петр ступил за порог дома с некоторым даже облегче нием, как из зубоврачебйого кабинета. Жаль было жену — 'ведь тоскует она те перь наверняка и отпуск ее испорчен. — Дела, — сказал Сисимов. Гаврила не ответил — опять курил, насупясь, и вы цветшие его брови были высоко подняты. В заведении пахло бараниной и жареным луком. От этих запахов слегка подташнива ло и острее хотелось есть. Слышно было, как по улице пробегают машины; издали, невнятно, доносились гудки пароходов. Гаврила догадался, наконец, снять свой рыжий берет, он попросил у Сисимова рас ческу, подгладился кое-как, вздохнувши тя жело, навалился на стол локтями, поглядел на Петра исподлобья внимательно и цепко. Петру стало нехорошо от этого слишком пристального взгляда круглых и неживых глаз. — Парень ты вроде ничего, а? — дело вито осведомился Гаврила. — Довериться тебе можно? Петр слабо пожал плечами, слегка кра снея: — Наверное, можно. — Ладно. Расскажу я тебе, брат, исто рию одну. Первый будешь знать, никому про то не рассказывал. Совета хочу по просить, что ли... Суди, в общем, сам. Женщина из кухни неслышно принесла шашлыки, которые шипели и постреливали. Начали есть молча и дружно. Тут появил ся самый главный в этом заведении — чернявый и статный парень в ермолке. В руке он держал вафельное полотенце, бе лая курточка была забрызгана жиром. — Ты где теперь, Гаврила? — У Аветесяна в бригаде. Слышал про такого? Ахмед с печалью потряс головой: он не слышал про такого и шибко по этому по воду сожалеет. — Шабашник, он каждый год тут появля ется, до снега работает, посля, значит, в Армении своей согревается. Деловой, в общем-то, мужик. С ним не пропадешь, заработать можно. — Как же я, Гаврила? — Ты, Ахмед, не беспокойся, к осени я тебя найду и будет у нас как всегда. — Слово твое вэрное, Гаврила. Отпуск у меня в августе. — Понял тебя, Ахмед. Может, выпьешь со мной? — Ты про мое правило тожи знаешь, Гаврила? — По уме. А все-таки я предложить дол жен, а? — Так. Должен. Извини, Гаврила, неког да. Еще поговорим? — Сегодня я никуда не собираюсь. Зав тра уж двину. — Хорошо. Ахмед, закинув полотенце на плечо, встал и, раздвинув ладонями бархатные занавески, исчез. Гаврила, пережевывая шашлык, сказал незнятно;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2