Сибирские огни, 1988, № 11

рочная самокрутка трещала в пальцах, и лицо обжигали искры. Мутная вода несла коряжины, кусты боярышника и жимоло­ сти, вымытые с корнем, попадались ящики и даже бутылки, брошенные в тайге тури­ стами. Выяснилось, что вспоминать про коня — безнадежно, тогда на ум пришла другая песенка — про цыплят: «Цып, цып, цып, мои цыплятки». Песню эту пела, под- боченясь, вдовая Галька Синельникова, продавщица, баба дюжая и мягкая. Ноче­ вать у нее холостой Гаврила По Уме не любил, потому как от Гальки пахло кислым тестом. Заглядывал он в новый дом на краю села исключительно в пьяном виде и о тех грешных ночах вспоминать не хотел. Цып, цып, цып, мои цыплятки. Цып, цып, цып, мои касатки,,, И эта песня не выкладывалась дальше. Гаврила гнал «казанку» безостановочно — он твердо вознамерился дойти в этот день до Щек, — порожистого переката, называемого еще Тещиным Языком, утром по свежаку рассчитывал проползти пороги и к вечеру достичь фактории. Цып, цып, цып, мои цыплятки. Цып, цып, цып, мои касатки,,, К обеду Гаврила проскочил Тихие — ому­ та, похожие на озера, к закату лодка про­ биралась по-над берегом, в тени кедрача. Течение здесь было яростное, русло — уз­ кое. Гаврила По Уме уже сидел на кормо­ вой дощечке без майки, но в шапке, и мосластая желтая спина на лопатках была сожжена солнцем. На ужин моторист сва. рил из говяжьей тушенки суп. Надел на ночь чулки, связанные из лошадиного воло­ са, подстелил под себя ельнику, поверх ельника бросил драный спальный мешок, накрылся дубленкой и чутко заснул, сунув под бок еще теплую винтовку. Ночь была кромешная и без звезд. Тай­ га затяжно стонала, вверху со свистящим шумом цедился ветер. Когда же мало- мальски развиднелось, пошел мелкий и не­ сильный дождь — затяжной. Утром Гаврила выпил чаю, шустро со­ брался и, перекрестясь, хоть в бога сроду не верил, направил лодку на Тещин Язык. Река здесь бежала между скал, седая от пены, тускло блестели мокрые валуны, близ валунов вода, казалось, застыла, как стекло. Гаврила дал полный газ и услышал твердые толчки в дно лодки. Серые скалы пятились назад томительно медленно. На самой макушке росла кривая березка. Гав­ рила знал эту березку и относился к ней нежно. «Несолоно ей там, а растет! Хоть бы мотор не заглох! Хоть бы мотор не за­ глох... Цып, цып, цып, мои цыплятки». Глупая песенка прицепилась, как репей. — Язви ее в душу! — сказал в сердцах Гаврила. В тот самый момент мотор и заглох. За кормой пыхнул синий дым и тут же истаял, стелясь. Лодку развернуло с такой быстро­ той, что у Жилина закружилась голова, он, пригнувшись, кинулся к веслам, но было ПОЗДНО; «казанку» бешено и неудержимо несло на камни. Цып, цып, цып, мои цыплятки... При Гавриле остался большой нож в ножнах да коробок спичек, завернутый в целлофановый мешочек. И это было все. Из трех сухих лесин Гаврила кое-как сладил утлый плотишко и пошлепал на нем назад, прикинув, что плыть ему от силы день-полтора: ближе к поселку лодки по­ падают часто и кто-нибудь выручит — на­ кормит и обогреет. Тогда можно будет вдоволь посмеяться над своей незадачей. Кроме того, Гаврила По Уме твердо решил слетать в Топольки и устроить разгон кон­ торским главной инспекции за то, что дер­ жат пост рыбоохраны на Чуне в черном теле — до сих пор не вырешили новый мо­ тор и урезали лимит на бензин. Он им даст дрозда! Цып. цып, цып, мои цыплятки... А дождь все нашлепывал — мелкий и холодный. Тело деревенело, промокшая фуфайка тяжелила плечи. Гаврила то и де­ ло посматривал вверх с тайной надеждой на вёдро, но кожей чувствовал: дождь — обложной и зарядил надолго, может, и на неделю. Хмарь висела низко, облака на­ двигались из «гнилого угла», плотно сом­ кнутые и грязного цвета, местами подси­ ненные далекой грозой. На исходе дня Гаврила подгреб к берегу, зацепил плот за кусты и без малого час раздувал огонь, ломая спички дубовыми пальцами. Наконец костер расшуровался; прижимаясь к земле, пополз дым. Дождь шуршал в листве с тоскливой монотонно­ стью, и тайга была неприютна. Гаврила распалил костер под вековым кедром, на сухом пятачке, куда не доста­ вала вездесущая вода, и кое-как обсушил­ ся. Он намерился плыть дальше, до самой темноты, он видел свое спасение только в движении. Другого пути не было. Вперед, только вперед! Тепло придавало бодрости. Гаврила отыскал на берегу большой камень со щербиной и положил его в жаркие уголья, начерпав прежде в щербину воды, чтобы попить горячего. По телу растека­ лась истома. Жилин задремал, сидя на корточках, поминутно вздрагивая. Он боял­ ся упасть лицом в огонь. Он видел даже сон, будто сидит у чисто побеленной боль­ шой печки, пышущей жаром, и от нее пах­ нет щами. Моторист встряхнулся и помотал голо­ вой, как лошадь, когда с реки набежал слитой шум; долго прислушивался, пока не понял: это сползает курумник с откоса на другом берегу. Веснами оно всегда так: правый берег ползет, отваливается куска­ ми, катится вниз вместе с деревьями, за­ пруживает реку. И вдруг Гаврила насторо­ жился, приставил к уху ладошку, кинулся сквозь кусты и пихтовый лапник к воде. Так и есть — плота на месте не было; осыпь подняла волну и сдернула судены­ шко с песка. Гаврила завыл, присевши, уда­ рил себя по лбу кулаком и поплелся назад, к огнкх Утром Жилин потерял нож, глупо поте­ рял — кинул его в глухаря, который сидел совсем близко, кинул в каком-то затмении, неловко и нерасторопно. Глухарь себе улетел с издевательской медлительно­ стью, а нож как сквозь землю провалился.