Сибирские огни, 1988, № 11
— Спой хоть нам, што ли, если не умеешь ничего другого. Но никаких вокальных данных не было в наличии у него. Подпевал иногда на вечеринке «И снег, и ветер...». В общем крикообразном шуме — сходило. — Ну хоть спляши! На Восьмое марта между выпивкой и чаем резвились под магнито фонный джа з, и двое умелых взялись обучать остальных премудростям моднейшего твиста. Учили так, что будто бы ногами нужно тушить вооб ражаемые окурки, а плечи тем временем растирать воображаемым полотенцем. «Эх, была не была,— подумал Юрий Владимирович.— Д ел а т ь мне больше нечего. Все равно посадят на кол. Пок ажу им хоть твист. И то правда, если буду не по правилам танцевать, бояре не догадаются, по д ум аю т— так и надо». Ударила Юрию Владимировичу в уши воображаемая джа зо в ая му зыка, неожиданно колени его сами собой подвернулись внутрь, одна к другой, руки обмякли и повисли ниже колен, плечи задергались, задняя часть пошла вихляться из стороны в сторону,— начался разудалый твист. Юрий Владимирович подыгрывал себе на губах, не столько для самого себя, сколько для зрителей, чтобы видели — не просто крутит че ловек руками и ногами, но двигается сообразно с музыкой. Бояре между тем с мест повскакали, к стенам прижались, боятся, что бросится сейчас на них неведомый гость, начнет кусаться или ц а р а паться. Кто-то крикнул; «Вяжи его! Что стоите рты разиня? Или не видите — рехнулся человек! Вяжи его веревками и ремнями!» Но тут все увидели, что царь на троне хохочет, ухватившись з а живот. Царь был не грузен. Руки у него на животе — не как у бояр — очень д а же сходились. Царь уж и коленки подобрал к животу (на сапогах под ковки и гвозди золоченые). Ц а р ь уж вздохнуть не может от смеха. Тут и бояре все покатились по полу, всхлопывая руками и хохоча. «Может быть, и спасен,— думал Юрий Владимирович, выкидывая новые необыкновенные коленца.— Та-чи-та-чи, ту-ду-лю! Та-чи-та-чи, ту-ду-лю! Может быть, и спасен. Где смех, там и прощение». В припадке смеха нарь махнул рукой, показал на дверь и слуги так поняли желание царя: дескать, выпустите его на все четыре стороны. Пу скай идет, откуда пришел, а нам он вовсе не надобен. Действительно вскоре Юрий Владимирович оказался на улице один- одинешенек. Ни тебе бояр, ни тебе стражи с алебардами. Улочки узень кие, изогнутые, мостки деревянные. Дома: то терем с башенками, распис ной, а то избушка на курьих ножках. Прохожие: то в расшитом каф тане, в шелку да бархате, то вроде бы в мешковине, веревочкой перепоя савшись. И поведение: один идет голову кверху задрав , рискует д аже споткнуться, только бы нос держать повыше, другой ему в это время чуть ни в ноги поклоны кладет. Бродил Юрий Владимирович так до ве чера, наблюдал и постепенно стали зреть у него очень интересные мысли. — Ну, погодите,— бормотал про себя Юрий Владимирович,— я вам еще покажу. Посмеялись надо мной вволю. Неизвестно, кто будет смеяться в конце. Выходит, я ничего не умею? Ничему я за это время, за пятьсот то есть лет, не научился? Это-т мы еще посмотрим. На пути Юрия Владимировича попалось заведение, в котором д аже несведущему человеку нетрудно было узнать кабак. Дух из кабака шибает на другую сторону улицы. И то сказать, улица неширока. В к а баке теснота, жарко, душно. Иные людишки песни поют, иные плачут, иные сидят головы свесив, пригорюнившись. Юрий Владимирович присел на лавку возле здоровенного взлохма ченного горемыки, что постоянно скрипел зубами и последнюю рубаху на себе все пытался разорвать вдоль. Тихонечко, наугад, в осуществле ние своих созревших замыслов, Юрий Владимирович шепнул буяну. — Вы тут страдаете, а они вашу кровь сосут.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2