Сибирские огни, 1988, № 11
что колокола были подняты высоко-высоко над селом, над рекой, над окрестными полями и лугами. Село начиналось у подножия холма, как раз с той стороны, с ко торой висел наш новый колокол. Ему хорошо была видна вся деревен ская улица и порядок домов под железными крышами, окрашенными то в зеленый, то в ярко-красный , то в голубой цвета. Округлые купы ветел, золотистые в пору майского цветения, еще до того как обольют ся розовым молоком вишневые д а яблоневые сады, стояли почти пе ред каждым домом. Можно было разглядеть и ребятишек, играющих на траве в красных рубашонках и синих сараф аниш ках . Но это уж вовсе как игрушечное. Доносился до колокольни и крик петуха и скрип колеса и протяжная песня по вечерам. Д альш е за селом, за неуклюжей ветряной мельницей, и звивалась по зеленой пойме река. З а рекой начинался темно-синий лес, а из-за ле са вы гляды вала другая колокольня. Там висели другие колокола. Можно было познакомиться, поздороваться друг с другом, но, по правде сказать, у нашего колокольчика не хватало силенок докричать ся до дальней колокольни за синим лесом. О ставалось слушать, когда вступали в неторопливый басовитый переговор большие главные коло кола. На другую сторону плохо было видно новоселу: половину проема загораж и вал большой колокол. Но все же можно было понять, что р ас стилаются там ровные поля, то изумрудно-зеленые, то золотые, и убе гает вдаль дорога, по которой ездит много подвод и по которой, вероят но, был привезен сюда колокол-новичок. Он ок а зал ся не самым маленьким и не самым большим в ряду шес ти колокольчиков, служащих для трезвона. Те два, что справа, были больше его, те три, что слева — поменьше. Крайний, дальний — совсем малютка. Но все же и его чистый голосок явственно различался в р а достном трезвоне, когда говорили все колокола, и большой, и набатные, и эти шестеро, и все сливалось в такой ликующий звон, что казалось, еще чуть-чуть и захлебнеш ься от восторга и онемеешь, разорвеш ься, как бывает разры ваю тся от восторга живые человеческие сердца. В такую минуту, наверное, и онемел, и н адорвался голос и раскололся несчастный предшественник. Впрочем, почему же несчастный? Не сам ая ведь плохая смерть! Маленьким колоколам , в ряду которых висел наш знакомый, прихо дилось звонить не часто. З а всех работал самый большой, висящий в центре звонницы. Н а нем было написано витиеватой славянской вязью: «Пожертвован крестьянином села Семендюкова Тимофеем Васильеви чем Краснопенкиным. 270' пудов 34 фунта с серебром». Надписи хвати ло, чтобы опоясать большой колокол вокруг, и, конечно, наш колоколь чик никогда не прочитал бы длинной вязи, если бы подымавшиеся на звонницу мужики время от времени вслух по слогам не прочитывали надпись, бочком обходя вокруг колокола. При том добавляли : — Д а , царство небесное, Тимофею Васильевичу, убрался. — Д а уж известно, все там будем. Именно потому, что с серебром, звон у колокола был особенный, бархатистый, полный. З а лесом, на выглядывающей колокольне (из вестно опять ж е из разговоров на звоннице), в колоколе пятьсот пудов Но есть в нем небольшая трещина. И вот уже нет того баса, той мали нового цвета волны, которая выплескивается вдруг из звонницы на че тыре стороны белого света и плывет и катится поверх деревень, лугов и полей за дальние л еса и вверх тоже, неизвестно на какую высоту, не до самых ли золотистых, в пору вечернего звона, облаков. Чащ е всего говорил большой. Иногда случалися похороны. Тогда колокол бухал редко, на тридцатом счету. Со звонницы в.идно было горст ку людей, такую маленькую среди зеленого приволья. Группка медлен но передвигалася от села сюда на холм, к колокольне, где было сель-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2