Сибирские огни, 1988, № 11

ра. Тогда можно д аж е и плавать. Весной размывает то, что наскоблил и наскреб бульдозер, и надо начинать все сначала. Побочные явления от подобного вторжения человека в природу состоят в том, что ольховые деревья, вообще ольшаник, подтопляемый при подъеме воды, засох, вымер, погиб и теперь торчит сухими стволами и палками, вместо того чтобы зеленеть и затенять и без того иссякающую, пересыхающую реч­ ку. Но вернемся к тому, что однажды летом (мы жили тогда в деревне с моей старшей сестрой) я проявил некоторую волю и взял за правило ежеутренне около семи часов ходить на речку купаться, причем босиком. Мой маршрут до реки, моя тропинка, которую я начал торить, пролега­ ла так, что справа оставалась пустующая, полузаброшенная школа, об- мусоренная разными склянками и банками, а слева колхозный двух­ квартирный дом финского типа, в котором жили какие-то не наши, не сельские, а приезжие (то есть присланные к нам на поселение) люди. Торенная мной тропинка проходила мимо одного из двух крылец это­ го дома, мимо его угла, и тут почти всегда стоял колесный трактор. Значит, в одной половине дома, мимо крылечка которого я проходил, жил тракторист. Иногда я видел этого тракториста (особенно, если вы­ ходил на купанье раньше обычного), молодого, черноусого, пожалуй, украинского типа парня. Однако парень был женат, ибо на крылечке и около крылечка на веревке время от времени висело кое-какое белье. Рубашки тракториста, но и платьишки, юбчонки, одним словом — семей­ ная стирка. Тракториста этого я всегда видел в полосатой тельняшке. По обратному пути с речки я уже не заставал трактора на месте, но только — черное масляное пятно на траве. И вот, когда уж, пройдя этот дом, я шел к селу, на узенькой тропоч­ ке между двумя залогами (то есть между цветущими травами) иног­ да стала мне попадаться навстречу молодая женщина, повязанная ко­ сынкой почти до глаз, тоненькая и уж очень легкая на ногу, ну прямо не идет, а летит, едва касаясь земли. Д о сих пор я не знаю, как, наверное, и никто не знает в нашем селе, была ли эта тоненькая женщина формально женой тракториста или они просто, как два древесных листа, которые принесло ветром с р а з­ ных сторон, в какой-то момент слиплись, приклеились друг к другу. Кто с них спросит в нашем селе, если вообще неизвестно, кто они такие, откуда взялись, каким образом оказались здесь, почему не жилось им каждому на своем месте, на своей родине? У тракториста были дружки. Вечером они, дложно быть, как следу­ ет напивались в неуюте временного, арендованного у колхоза жилья. И эта тоненькая, с черными вишнями из-под косынки, тоже, наверное, выпивала с ними. А потом, на другой день — постирушки и сам ая чер­ ная работа в колхозе: она, эта тоненькая, неизвестно откуда взявшаяся в нашем селе, не была даж е хотя бы дояркой или телятницей, а делала что заставят: убирала навоз, перебирала картошку, а то и просто сто­ рожила кукурузное, только что засеянное поле, отпугивая грачей. К а ­ жется, дружки навещали квартиру тракториста и в его отсутствие: н а­ до ли им было опохмелиться или с еще какими-нибудь целями и стрем­ лениями. Все они были приезжие (набеглые, как сказали бы раньше в старом Оленине), и не нам было разбираться в их поведении. Однажды я разговорился о них с Глафирой, нашей соседкой, и та сказала так, что лучше уж и не скажешь: — И не говорите и не говорите... Навстречу попадутся — жуть. Взгляды у них у всех какие-то тюремные... Не могу сказать, что взгляд темных глаз из-под косынки у той то­ ненькой, столь легкой на ногу молоденькой женщины, как бы еще сов­ сем девочки, тоже показался мне «тюремным». Первый раз мы даж е и не поздоровались, просто взглянули друг на друга, но при второй встрече я все же сказал ей «здравствуйте». Не помню уж, успела ли она мне ответить или пропорхнула, ничего не успев. Видимо, так совпадали часы, что она шла домой завтракать, а я в это же время шел с купанья.