Сибирские огни, 1988, № 11

Благоволению нужно учиться. Мир нужно установить. Славою в Высших нужно восхититься всем трепетом сердца. Примеры ковки лучшего будущего можно почерпать из разных областей. Один из них уже от ранних школьных лет остался в памяти. Нам всем чрезвычайно врезался рассказ о Шлимане — знаменитом исследователе Трои. Все мы восхищались, как он от ранних лет поставил себе задачу будущих иссле­ дований, начал готовиться к ним во всех областях. Как он упорно обогащал себя зна­ ниями и в то же время как настойчиво складывал свое богатство. Ведь он зрело об­ думал все средства, которые ему понадобятся. После многолетнего сознательного труда он внес в науку свой ценный вклад и остался прародителем многих шедших за ним блестящих исследователей. Можно себе представить, как в свое время коммерсанты пожимали плечами на ученые задания Шлимана. Также можно видеть, как ученые не однажды рядили его в любителя и усмехались над его затеями. Но он своеобразно и неотступно складывал свое научное будущее. То, что для другого бы уже было достижением конечной утлой пристани, для Шлимана было лишь средством, имеющим прикладную относительную ценность. В та­ ких многолетних сознательных трудах есть большая доля самоотвержения. Опять-таки вспомним прекрасное слово «благоволение». Поистине, сознательные ковачи лучшего будущего, они полны настоящего благоволения. 1935 г. Пекин. НАПУТСТВИЕ «Все вижу и слышу, страдания твои велики. С такою нежною душою терпеть та­ кие грубые обвинения, с такими возвышенными чувствами жить посреди таких грубых, неуклюжих людей, каковы жители пошлого городка, в котором ты поселился, которых уже одно бесчувственное, топорное прикосновение в силах разбить даже без их ведо­ ма лучшую драгоценность сердечную, медвежьею лапой ударить по тончайшим стру­ нам душевным, — данным на то, чтобы выпеть небесные звуки, — расстроить и ра­ зорвать, презрение от презренных — все это тяжело, знаю. Твои страдания телесные тяжелы не меньше. Твои нервические недуги, твоя тоска, которою ты одержим теперь, — все это тяжело, тяжело, и ничего больше не могу сказать тебе, как только: тяжело! Но вот тебе утешение. Это еще начало; оскорблений тебе будет еще больше; предста­ нут тебе еще сильнейшие борьбы с подлецами всех сортов и бесстыднейшими людьми, для которых нет ничего святого, которые не только в силах произвести то гнусное де­ ло, о котором ты пишешь (т. е. подписаться под чужую руку), дерзнуть взвести такие ужасные преступления на невинную душу, видеть своими глазами кару, постигшую оклеветанного, и не содрогнуться, — не только подобное гнусное дело, но еше в не­ сколько раз гнуснейшее, о котором один рассказ может лишить навеки сна человека сердобольного. (О, лучше бы вовсе не родиться этим людям! Весь сонм небесных сил содрогнется от ужаса загробного наказания, их ждущего, от которого никто уж их не избавит). Встретятся тебе бесчисленные новые поражения, неожиданные вовсе. На твоем почти беззащитном поприще все может случиться. Твои нервические припадки и недуги будут также еще сильнее, тоска будет убийственнее, и печали будут сокруши­ тельнее. Но вспомни; призваны в мир мы вовсе не для праздников и пирований, — на битву мы сюда призваны, праздновать же победу будем ТАМ. А потому мы ни на миг не должны позабыть, что вышли на битву, и нечего тут выбирать, где поменьше опас­ ностей; как добрый воин, должен бросаться из нас всяк туда, где пожарче битва. Всех нас озирает свыше небесный Полководец, и ни малейшее Его дело не ускользнет от Его взора. Не уклоняйся же от поля сражения, а выступивши на сражение, не ищи неприятеля бессильного, но сильного. За сражение с небольшим горем и мелкими беда­ ми не много получишь славы. Вперед же, прекрасный мой воин! С Богом, добрый то­ варищ! С Богом, прекрасный друг мой!» (1846 г.). Все это сказало не действующее лицо пьесы Гоголя, а сам писатель, сам мысли­ тель. Сам, который имел право сказать: «Все вижу». Не потому выписываю Напутствие Гоголя, что его книга под рукою. Не потому, что будто бы случайно купился этот том, где так же знаменательно сказано о Ломоко-6 166