Сибирские огни, 1988, № 11

— Тогда что? — Я не знаю, Иван, что бы я тебе ни сказал, это можно принять только на ве­ ру, ибо пф верка сказанному — только вре­ мя, а мы даж е не знаем, куда оно ведет от­ чет — вперед или назад. Пусть я говорю глупости, но я не делаю никаких секретов. Я утверждаю — истина лежит по ту сто­ рону нашего сознания. В этом моя правда, человек без правды, без веры во что-то уже сам по себе бросовая вещь. Человек наде­ ется познать истину, и это заставляет его жить и трудиться. Сам по себе труд, ли­ шенный смысла, необходим только для того, чтобы жить. Если допустить, что жизнь перестает иметь смысл, то и труд переста­ нет быть необходимостью. Все так просто. И очень сложно. Что же еще тогда удержи­ вает человека на этой земле? Плоть? Не знаю. Боязнь, слабоволие — все это тоже вздор. Если в человеке останется сознание, он живет. Духовное выше материи, а стало быть, и духовное живуче. Доказательство тому — человек физически одряхлел, нику­ да не годится, а духовно он еще в расцве­ те сил. Это, казалось бы, несоответствие есть не что иное, как равновесие, действую­ щее в природе. Оно и есть опора жизни на земле». Перед нами довольно цельная, хотя и противоречивая система философских воз­ зрений на сущность бытия, соединяющая в себе диаметрально противоположные нача­ ла: библейские истины и декартовский ра­ ционализм, ницшеанские откровения и скеп­ тицизм... Словом, философию жизни Хри­ патого я бы назвал своим термином — ме­ тапостижение: хрипатовщина и философия Хрипатова. Что же это за феномен, почему он так воздействует на читателя и по какой причине он довольно устойчив? Прежде всего всплывает в памяти знаме­ нитый бердяевский афоризм из его экзи­ стенциальной философии, суть которого в том, что истина экономического материализ­ ма заложена еще в Библии: человек в поте лица должен добывать хлеб свой. В миро­ воззренческой системе Хрипатова он поко­ ится где-то у основания, не допуская воз­ можности сосуществования свободного, ос­ вобожденного труда. Пусть даже это будет и вбивание лома (положим, человек строит своими руками собственный дом или вска­ пывает огород). Это тяжелая, монотонная работа, т. е. тот труд, который необходим для поддержания жизни независимо от то­ го, есть ли у человека смысл ее или нет. В данном случае категории труда и работы размыты и отождествлены по ряду соци­ альных причин. Отождествление произош­ ло из-за утраты вектора направленности высшей нравственной ценности человечест­ ва, абстрактно именуемой трудом, утраты веры в освобожденный труд, или, иначе говоря, идеала. Апелляция Хрипатого к известной истине о том, что насилие человека над человеком — извечный враг людей, и ничего тут не поделать,— подчеркивает мысли Ницше о сущности человеческой природы, которую довольно ясно прокомментировал выдаю­ щийся марксист, один из вождей немецкого пролетариата Франц Меринг: «По Ницше, жизнь в сути своей —• это присвоение, ущемление, подавление чужих и более сла­ бых, угнетение, жестокость, аннексия, и по меньшей мере, по самому малому счету ^ эксплуатация»*. Что же, вроде все тут вер­ но, но как это знание о человеческой при­ роде может согласовываться со свободой мысли отдельного индивидуума и потенциа­ льной возможностью создавать миры?! Ведь животное, которому присуща аналогичная природа его существа, лишено возможно­ сти творческого созидания и способности формировать материю так, как это в сос­ тоянии сделать человек. Вспомним Маркса: «Животное формирует материю только со­ образно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как чело­ век умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к пред­ мету соответствующую мерку: в силу этого человек формирует материю так же и по за ­ конам красоты»^. В этом главное отличие человека от животного, отличие, игнориру­ емое Фридрихом Ницше, приведшее, как известно, к тому, что ницшеанское пости­ жение существа жизни легло в основу идео­ логии фашизма: раз такая природа и ниче­ го с ней не поделать, то одна надежда на тупую демоническую силу — в ней твое счастье! Когда-то один старый философ (ныне по­ койный), специалист по фашизму, объяснил мне его гносеологическую анатомию. Пред­ ставь себе, говорил он, прачеловека — го­ лого, беззащитного перед громадным ма­ монтом. Как ему победить его, как выжить? У него было два пути (я допускаю и тре­ тий.— В. Л .): первый, самый примитив­ ный — качать мускулы и развивать физиче­ скую силу до предела, который в состоянии одолеть хищника,— по этому пути пошли человекообразные обезьяны, которых мы именуем гориллами; и второй путь — орга­ низовать мысль, разум, изобрести копье, топор, лук, стрелы,— по нему пошел Ь о то 5ар1еп8, и это был верный путь. Помню, та­ кая раскладка, пусть она грубая и прими­ тивная, тогда меня потрясла. В самом де­ ле — это универсальная лакмусовая бумаж ­ ка для взятия пробы на фашизм. Но ведь знание природы человеческой позволяет найти способ воздействия на нее, попытать­ ся изменить ее. И если истина только в страдании — то ничего страшного в том не будет, если попытка окажется неудачной. Можно сделать несколько попыток и нужно это делать, а не застывать на одном гноси- се животной природы человека! Пусть это будут свои рецепты или чужие — неважно. Важно найти верный рецепт. Нужно дви­ жение, и при этом не обязательно знать тайну той стороны и направление време­ ни — вперед или назад? Страшно стоять на месте, и куда более прогрессивно искреннее заблуждение, разумеется, по отношению к застою. В философии хрипатовщины отчетливо ви­ ден эклектизм и его главное противоречие: с одной стороны — ставка на мысль, как на высшую ценность, с другой — статич­ ность знания человеческой природы и бесси­ лие перед ней. Хрипатовщина пытается сов-^ местить несовместное. ' Ф р а н ц М е р и н г . Избранные- труды- по зстетике, т. 2. М., «Искусств»», 1985, с 265. “ К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Из р а ш а д ‘ произведений. М., 1956, с. 666.