Сибирские огни, 1988, № 11

гасят ветер» перед нами другие персонажи, однако Максим здесь — рассказчик и дей­ ствующее лицо, а Рудольфа он часто вспо­ минает. Изменились задачи, которые ставят перед собой авторы. Во многих произведениях они показали нам людей будущего — думаю­ щих, действующих, ошибающихся. Узнава­ емых. Это не совсем мы, как и должно быть в фантастике. Но это мы, какими мо­ жем стать. И сегодня возникают единич­ ные ситуации, которые большинству из нас кажутся фантастическими, невероятными. Возникают в жизни, и решать их приходит­ ся нашим современникам. Так что фантастам есть с кого «списать» своих персонажей — конечно, из реальности. Дмитрий Биленкин рассказывал мне о встрече с бывшими од­ нокурсниками, которые обвиняли его в том, что он изображал их в своих рассказах. Они узнали себя, несмотря на фантастические одежды, на все невероятные выдумки авто­ ра. Но так и должно быть. Если произведе­ ние получилось, то прежде всего потому, что автор сумел показать нам настоящих людей, задеть нас за живое, рассказывая об их судьбах. Поставим рядом айтматовского Едигея, размышляющего о своей трагической любви и оказавшегося, не ведая того, причастным к крупнейшему (фантастическому!) собы­ тию в истории Земли,— и Рудол 14 )а Си- корски, не понимающего, что за существо ььеред ним, и решающегося убить, чтобы от­ вести возможную угрозу от человечества. Что между ними общего? Возраст. Опыт. Умение взять на себя тяжесть решения. Об­ щество, вырастившее их. Говоря о правдоподобии в фантастике, о соответствии или несоответствии фантасти­ ческих персонажей реальности, давайте вспомним героев Чернышевского, Тургене­ ва, Толстого... Все ли люди, запечатленные для нас классиками, целиком и полностью «реальны»? При том что все они, как пра­ вило, действуют в типических для своей эпохи обстоятельствах. А современная фан­ тастика, подчиняясь требованию времени, дает нам пищу для ума (ситуации и столк­ новения, которых еще нет в жизни), заво­ раживает нас описаниями будущего или иных планет, но одновременно в лучших своих образцах дает то же, что остальная литература: Человека. Видимо, каждый из нас назовет тут свое имя. Для меня одним из важнейших портретов, созданных Стру­ гацкими, оказался портрет Ивана Жилина — космонавта, понявшего, что «главное — на Земле», и ставшего Учителем. А ведь не случайно Стругацкие показали нам такую эволюцию героя. Сколько детей рвалось в космос, видя лишь романтику дальних странствий и не замечая, как много еще нужно делать на Земле! Максим Каммерер, Тойво Глумов... Спро­ сите любителей фантастики, и они с ходу назовут вам десятки имен людей — героев фантастики, произведших на них не мень­ шее, а временами и большее впечатление, чем герои, так сказать, обычной реалисти­ ческой литературы. Они не выпадают, не вы­ биваются из нашего восприятия современ­ ности, не нарушают целостной картины. Как у всех истинных мастеров слова, у Стругац­ ких нарисованы знакомые нам по жизни ти­ пы. И чем невероятнее ситуации, в которых они оказываются, тем интереснее. Разве не то же самое мы испытываем, читая о по­ хождениях героев Шукшина? «Хромая судьба» — одна из последних повестей Стругацких. Она показывает, что фантасты нисколько не выбились из общего течения нашей литературы. Здесь такие же мучительные раздумья о роли художника и слова, такая же творческая обнажен­ ность, какую видим мы у Шукшина, у Бондарева, у Астафьева, у многих других, так же серьезно подошедших к одной из крупных проблем нашего времени. Впрочем, проблема художника и времени никогда не уходила из литературы. В «Хромой судьбе» Стругацкие прямо вы­ вели нас на фигуру писателя, которого, по- моему, невозможно миновать, говоря о сов­ ременности. Конечно, Михаил Булгаков на­ писал свой роман «Мастер и Маргарита» в тридцатые годы, но мы-то узнали его зна­ чительно позднее — в шестидесятых. О нем написано столько, что нет нужды повторять всем известное. Приведу лишь слова, ко­ торые Воланд говорит Мастеру в финале: «Так, стало быть, в арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохно­ вение?» Д а, писатель не имеет права на покой. Такую судьбу он себе выбрал, либо такая судьба выбрала его. Д аж е если она — временами хромая, то человек-то на то и человек, чтобы ее одолеть. Трудно выбрать среди молодых кого-либо «самого замечательного». Как всегда, что-то у них получается, что-то не получается. Ос­ новная трудность — массовость притока в литературу новых имен. Несколько лет назад я открыла для себя Николая Курочкина, вначале томича, те­ перь жителя Благовещенска-на-Амуре. Пер­ вые книги вышли у Ктоочкина в Новоси­ бирском издательстве. Перечитывая его про­ изведения сейчас, убеждаешься: это чело­ век, наделенный талантом и всем, что ему сопутствует,— чуткостью к общественным потребностям, владением словом, умением распознавать в окружающих характерные типы и выбирать нетривиальные жизненные ситуации. По-прежнему наболее интересной кажется повесть Курочкина «Юрис Циви- лис». Конфликт служащего с руководителем подан в нетрадиционной форме, нет схема­ тизма в изображении характеров и обстоя­ тельств. Повесть написана за несколько лет до того, как наше общество начало ак­ тивно писать о перестройке и перестраи­ ваться. Однако Кошкин, герой Курочкина, — один из тех, кто способен на деле, а не на словах осуществлять новую программу. Он не слепо уверен в своей правоте, Кош­ кин знает Закон, знает, что живет в Совет­ ском Союзе, и уверен поэтому в торжестве справедливости. Необычен и руководитель — Галямов. «Таким, как Галямов, по заслугам разда­ ют ордена и медали, им запросто достают­ ся путевки на курорты, их насильно вытал­ кивают в отпуск, с трудом отрывая их от работы, о них пишут в газетах. Это — по делам их, это они заработали. Но, по-мое­ му, такие люди и отодвигают коммунизм, — рассуждает Кошкин.— Дети их растут безнадзорными, культура и история идут мимо них, любовь они теряют (некогда, ведь любовь требует времени, сил и внима­ ния)». Конечно, с Кошкиным можно спо