Сибирские огни, 1988, № 11

Вопросы, вопросы. Он — великий мастер их сотворять, он бъет вопросом наповал, оирок.ияываст иаваиичъ, иритвож.в,аеп х. хии- ге, заставляет удивляться, изумляться. Вопрос должен быть таким, чтобы ученик хотел ответить себе, а не учителю,— счи­ тает Ильин. И у него есть такой король вопросов, излюоленный, проверенный, им он сразил не только свой класс, а и всех родителей. Месяц они не знали покоя, на три раза пе­ релистали, перечитали роман Достоевского «Преступление и наказание» да еще уйму всяких монографий. «Назовите мне пятую жертву Раскольникова»,— невинно улыбаясь, обращается Евгений Николаевич к классу. Вместе они нашли четыре жертвы — сам Родион, старуха-процентщица, ее сестра Лизавета, мать Раскольникова. А кто же пятая? Называли чаще других Сонечку Мармеладову. Но нет. Кто же? Класс стра­ дает. И, наконец, признает свое поражение. Тогда Ильин торжественно читает несколь­ ко строчек из характеристики Лизаветы, где сказано, что она часто беременела. И следовательно... Конечно, чтобы найти та­ кое в тексте и облечь в вопрос, требуется все та же страсть к парадоксам, живая энергия души, потребность яркой, открытой зрелищности. Ильин не боится играть на уроке, мало того, он часто превращает их в маленькие, до блеска отшлифованные те­ атральные действия. С прологом, эпилогом. И ребят вовлекает в свой театр, и их за­ ражает неуемной фантазией, делает соуча­ стниками спектакля. — Что такое сказала Сонечка Расколь­ никову, что этот Наполеон с топором не выдержал и заплакал? — вопрос к классу. А сам ищет Сонечку, хотя трудно среди нарумяненных с густо подсиненными века­ ми современных красоток отыскать Соню, бледненькую, как весенняя веточка, еще не набравшая жизни. В ней никакой плоти, одна духовность. Высочайшая. Про это и идет разговор. Находят все-таки чуть-чуть похожую девочку. Она долго мучается, не находя тех самых слов. Ищут все вместе, мучаются вслух, но, наконец, ответ скла­ дывается: — Что вы, что вы это над собой сдела­ ли? Она ему сочувствует, сострадает, не отодвигается в презрении, как от преступ­ ника, а приникает к душе его, из которой, как из открытой раны, хлещет кровь. Тут учитель напоминает ребятам другую сцену, где Сонечка вновь поднимается высоко над всеми. Умирает ее отец, он уже в агонии, но все не отходит, кого-то ищет в толпе, пытаясь подняться. Но вот, расталкивая людей, обступивших его, подбегает Соня и бросается на колени. И тут больной, буд­ то успокоившись, наконец затихает. А ведь он сам отправил дочь на панель. — Кто из вас поднялся бы до такого милосердия, до такого полного отказа от себя? — спрашивает учитель. Так как же не заглянуть в книгу, где есть разгадка всех этих тайн. Вот и позвал педагог за собой к книге, вот и перехитрил сегодняшних акселератов, заставил отло- хоккей, отодвинуть рок-концерт, что- досйде,ть :Вад трагедией подумать над. феноменом'Печорина.- ч: ,;шг И еще один любимый Ь 1 рием на уроке- «оборвем ромашку». Идет напряженная миотоспойияи работа со словом, ным многозначным, ярким, обрааиым. Учитель ходит по классу, подставив ла­ донь, а ребята бросают туда свои опреде­ ления, как лепестки ромашки. — Ну, подумай, Миша! — Давай, Леночка, очень на тебя наде­ юсь! Думай, почему у всех женщин плат­ ки густо подсинены, а у Лушки — лишь слег­ ка? А что стоит такая тема мини-сочинения: «Сколько их, тех, кому дорога я, кто стоит за моей спиной». Вот и открывается, сколь­ ких еще надо иметь в виду на уроке учи­ телю сколько стоит за каждым учеником дорогих ему людей. Значит, надо и на них себя «проецировать», с ними искать кон­ такт. К 8-му марта он часто пишет открытки мамам. «Спасибо Вам, Вера Петровна, за Леню. Он стал лучше, добрее. Счастья Вам!» А Лёнину маму Ильин и в глаза не видел, он в школу родителей не пригла­ шает, замечаний в дневнике не пишет. То­ же принцип. И Леня не так уж хорош: Но открыточки такие не могут не влететь, будто бабочки, среди зимы, обогрев и об­ радовав. И будет счастливая мама хвас­ таться на работе — написал ей знаменитый на всю страну учитель, которого в Останки­ но показывали. И Леня, возможно, задума­ ется, а что он сам сделал, чтобы соответст­ вовать данной ему характеристике. И еще он ввел по субботам родитель­ ские уроки. На них приходят все желаю­ щие: и мамы, и папы, и бабушки с дедуш­ ками. Усаживаются тесно, рядышком, на одной парте со своей Таней, Соней. И си­ дят счастливые, а то ведь только и видятся, что на кухне, за наспех проглоченными обедами. А тут, на уроке Ильина, они вдруг видят своих девочек и мальчиков, будто высвеченных изнутри. Оказывается, они умны и независимы, их дети, умеют отсто­ ять свою точку зрения, оригинально мыс­ лят, остро, неожиданно ставят вопросы. А учитель-психолог не случайно выбра.ч тему «Как воспитывали детей в семьях литературных героев?» Вот, к примеру, старик Болконский в «Войне и мире» Тол­ стого читал письма своей дочери. «А как вы думаете, можно это делать?» — вопрос классу. Но не только к ребятам, но и си­ дящим рядом родителям. И вот уже в разговор включились взрослые. Можно, нельзя — думают вслух, рассуждают, спо­ рят. Так незаметно урок перешел в роди­ тельское собрание. Одна молодая учительница сказала как- то Ильину: — Я видела разные манеры. Вашу и еще одного учителя, который мне очень помог. Если бы вы побывали у него на уроках! Эрудированный. Книгу видит насквозь. А ребята сплошь сыплют терминами: анти­ теза, инверсия, метафора... На уроке — дополнительная литература: критика, мо­ нографии. Порой кажется, что это и не урок, а факультатив или даж е семинар, В общем, здорово! Жаль, что половина ре­ бят не слушает. Некоторых я бы просто вышвырнула из класса. Не 1юстойны 01 ш ^‘кког'О-.'Учитейя! Вы — другбй, но в№' !шаютп::Коты.бы. кто поверн.улся в'.вдорсиу