Сибирские огни, 1988, № 11
Евгений ИЛЬИН РУССКОЕ ПОЛЕ С ловеснику, как и поэту, хотя бы раз в жизни необходимо совершить путе шествие по дорогам Отчизны. Судь ба подарила мне такое путешествие. В августе сорок второго нас (мать, сестру и меня) через Ладогу эвакуировали на Большую землю. В товарных вагонах с рас пахнутыми по обе стороны дверями отпра вились мы в Барнаул, затем пароходом в город Камень, а после на лошадях более ста верст в сибирское село Велижанка. И то варняк, и пароход, и телега — все под от крытым небом. В дороге мы меняли свои скудные пожитки на картошку, хлеб, моло ко и к месту назначения приехали в доволь но убогом виде. Но мы не жалели вещей, потому что изголодались, а еще верили: лю ди, которые там живут, не дадут пропасть. Не те, что подходили к поезду и за несколь ко вареных картошек выторговывали платье умершей сестры, ремень отца, праздничную кофту матери, а другие — куда едем. Слева медленно тянулись уже кое-где тронутые позолотой леса, перелески; облеп ленные темно-желтыми скирдами поля; се рые избы наполовину безлюдных деревень; пятнистые коровы, точно скучающие, бро дили небольшими стадами. А справа — стремительно неслись навстречу площадки вагонов, груженные танками, самолетами зачехленными орудиями... Открытая с одной стороны густому сос новому лесу, а с другой — степному прос тору Велижанка буквально потрясла худо сочного горожанина неизведанным, но, по- видимому, жившим во мне чувством дерев ни: настоящей, русской, с запахом парного молока, дегтя, соломы... Дома здесь не зак рывали горизонт, сама земля была равной небу. В России есть места, где русское в особенности ощутимо. Для кого-то это се вер или средняя полоса; кому-то дороже и ближе Приуралье; а кто-то, подобно Шоло хову, навеки влюблен в южные пейзажи. Может, слишком на себя беру, основываясь на детских впечатлениях, но Сибирь не просто выявляет русское, а еще и беспре дельно умножает его. Все, что рассыпано по огромной России, как бы сконцентриро вано здесь. Всеми своими «уголкамя» она представлена в суровой живописной пано раме сибирского раздолья. Контпасты — на каждом шагу! Жуткая, пугающая темнота соснового бора и — веселая, солнечная гладь, точно по ниточке выстроенных, креп ких деревенских изб; утренние бодрящие хо лода и -—знойные, слепящие обжигающим солнцем полдни; холмами и взгорьями раз мытый горизонт и — прозрачная, неогляд ная даль есенинского простора; кроткая тишина уютных низин и — степной, безу держный ураган. Сибирский характер рож дается и крепнет на контрастах. Кое-какое влияние, видимо, они оказали и на меня. С детства не люблю тоскливых однообразий, в чем бы ни проявлялись они, а пуще всего в уроке. Не по чьим-то рекомендациям, а по собственному ощущению Сибири: на контрасте светотени, температур, движения — выстраиваю его. Вспоминая прошлое, то и дело ловлю се бя на маленьких «странностях». Так, рас сказывая о биографии Лермонтова, вдруг сворачиваю к его «Родине». Проселочным путем Люблю скакать в телеге... Будто сажаю в эту телегу 30—40 ребят, сажусь сам и... вот она, родина! Люблю дымок спаленной жнивы, В степи ночующий обоз, И на холме средь желтой нивы Чету белеющих берез. Одинокие пальмы, чинары, некогда наво дившие грусть, уступают счастливому сог ласию двух; чете берез. Какой поистине изу мительный образ сотворила фантазия поэ та синтезом двух культур: народной и дво рянской. Чета берез, приподнятая холмом (пусть это субъективно), чем-то напомина ет бронзовый канделябр с двумя свечами. Они горят. «Желтая нива» создает такое ощущение. Отсюда и выбор слова; не бе лые, а белеющие — и впрямь как бы льющие свет. Тепло и уютно ночующему обозу под мягким, кротким светом родины. «Дымок спаленной жнивы» — еще одна тончайшая метафорическая ассоциация горящих бере зовых «свечей». Тогда смиряется души моей треввга, Твгда расходятся морщины на челе... На проселках в полную ширь и во всей красе открывалась Лермонтову иная Россия, с ее неразгаданной тайной. «Проселочными путями» шли к своей родине Пушкин, Го голь, Тургенев, Некрасов, Блок Есенин, Твардовский... По ходу урока обычно даю список книг, которые предстоит прочитать. Тут и «Владимирские проселки», и Шук шин, и Белов, и Федор Абрамов. Да что там — вся наша литература, мудро угадав шая значение деревни в духовной жизни на рода. Я не мог не увязать Лермонтова с моим «путешествием». Его поездка на Кавказ и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2