Сибирские огни, 1988, № 11

вероятно, получилась бы пухлая папка, но мне больше всего запомни­ лось самое что ни на есть начало. Первые шаги моего гостеприимного хозяина и хорошего человека Петра Петровича. Наверно, потому мне запомнилось именно начало, что я еще не был так приутомлен монотон­ ным рассказом (рассказывал Петр Петрович неважно, как-то слишком официально), да и графинчик был в начале нашей беседы гораздо пол­ нее, чем к ее концу. — Д а ...— протяжно выдыхал Петр Петрович (у него оказалась вдруг манера говорить через несколько фраз это «да» ): — Был я, значит, тогда комсомолец, и включили меня в бригаду из трех человек. Д а... Старшим у нас был представитель ОГПУ, третьим заводской человек — из рабо ­ чего, значит, класса. Д а... Задание коротко и ясно: приехать в деревню Спасовку и организовать там колхоз. Д а... Получил я под расписку н а ­ ган, валенки у меня были свои — поехали. Д ело зимнее. Пробирались на лошади в санях. Крестьянин, которого прислали за нами на станцию, привез и тулупы. Значит, встречали нас по-хорошему: едет власть. Д а... Приехали мы в деревню Спасовку. Д еревенька не большая, около трид­ цати дворов. Устроили нас на постой. И зба как изба. Четыре окна по улице. Бревна в горнице чистые, желтые, словно воск. Пол скобленый, домашние половички т ак и сяк. Н а кухне печка беленая, а на ней цветы нарисованы. Ну, думаю, хозяин — человек с игрой. Ишь как разукрасил. Печка, а словно невеста. Н ад челом у печки целая картина — Христос. Одно лицо дано крупно и волосы по плечам. Наш старший — Василий Кузьмич — на этого Христа поморщился, но говорить ничего не стал. Хозяин избы тоже к Василию Кузьмичу приглядывается. Борода у хозяина чуть ли не до глаз. Из ушей и то волосы торчат. Б аб а все боль­ ше руки под фартук и смотрит, словно знает про нас какое-то горе, а с к а ­ зать не смеет. Больше на меня глядела. Так вот и говорят гл аза: эх ты, горемыка несчастная, и ты туда же. А я приосанюсь, наган пощупаю, ничего... Д а... за чаем Василий Кузьмич начал расспрашивать у хозяина: как да что. Какова жизнь у крестьян. — Ничего, не ж алуемся. Хлеб да соль. Едим, да свой. Между прочим, запомнились мне по молодости пышки на столе. Б е ­ лые, рассыпчатые. Сметана, как масло. Из стаканов тогда не знали. По­ ставила баба глиняное блюдо со сметаной, деревянными ложками все из одного блюда ели. К самому чаю... тогда еще сахар головами прода­ вали, в синей бумаге. Кололи его мелко-мелко. Но во рту он д ерж ался очень долго, не как пиленый — от первого хлебка исчезает. Д а... Ну это не к делу. — А кто у вас богачи, кто бедняцкие, безлощадные хозяева? — спросил, как помню, Василий Кузьмич. — Поглядеть, так у нас, товарищ начальник, деревня ровная. Нету, чтобы вовсе без лошади, нету, чтобы о трех конях. Бык Гамлет — об- чественный, мирской. Содержим его всем миром, потому, всякой корове нужен. Озорной бык. Около Успеньева дня жеребенка у Василия З а ­ харьина заковырял. Хотим менять. Н а будущий год решим на сходке и поменяем. Начальник Василий Кузьмич усмехнулся на эту будущую сходку... Петр Петрович пошел было рассказывать дальше, а меня усмешка н а ­ чальника вчуже, тридцать пять лет спустя, как огнем обожгла. Конечно, он-то видел вперед, он-то знал, что никакой сходки больше у мужиков никогда не будет. И мирского быка тоже не будет. И вообще всего, что было до сих пор привычного, крестьянского, устоявшегося, всего уклада крестьянской жизни, больше не будет. Ну, озарился бы и сказал , что наступает светлая эра, без своей земли, без своих лошадей, без ярмарок, без мирских быков, без мирских сходок, во всяком случае. Ведь, наверно, что-нибудь ему мерещилось из будущей жизни, если он приехал организовывать колхоз. Ну и озарился бы, и озарил бы других. А он вместо этого усмехнулся: дескать, вот погодите, мы вам покажем мирскую сходку да мирского-быка.. ; . - ,