Сибирские огни, 1988, № 11
Кукуруза не вырастет. Земля, на которой уродились бы тысячи пудов овса, либо пшеницы, либо гречи,— пропустует. Однако на следующий год районный руководитель опять заставит отвести под кукурузу луч шие земли. Теперь подумайте: просто ли при этом сохранить репутацию хорошего, а тем более очень хорошего человека. Ко многому призывал и на многом настаивал Петр Петрович. Почему же во всем районе, несмотря ни на что, его считали хорошим и даж е очень хорошим человеком? Потому что он действительно им был! — чистосердечно отвечу я. В народе понимают, что с Петра Петровича требуют ничуть не хуже. Возможно, даж е люди сочувствуют ему. Знаю т люди, что ничего не мо жет поделать Петр Петрович, кроме как потребовать с них. Но люди и видят, когда начальник требует то, что спущено свыше на его плечи, а когда добавляет еще и от себя. Механика при этом простая, доступная пониманию каждого: постараешься, поусердствуешь, объединишь в один колхоз вместо восьми деревень двенадцать, займешь под кукурузу вме сто семисот гектар тысячу — похвалили наверху, откуда исходило и спускалось. Ослабишь, оставишь частицу давления на своих плечах, оце нят ниже: «Этот — что. С этим жить можно. Петр Петрович-то? Где .хо- чегпь скажу — таких людей поискать». Это мое представление о Петре Петровиче навело меня на мысль, что после района он пошел не на повышение, а напротив получил какую-то незаметную должность, что-нибудь вроде рыбнадзора. Кроме того, мне всегда казалось, что есть какое-то несочетание очень твердого, воистину каменного имени-отчества с размагничивающей, расслабляющей воо бражение фамилией. Петр Петрович и вдруг — Милашкин. Бывало идешь к нему на прием, подтянешься, одернешься, приоса нишься. Но как увидишь табличку на кожаной двери — пропадает зап ал и расслабленно опускаются плечи. И дела-то всего — Милашкин. Не Ж елезов, не Гранатов, не Кирпичев, не Булатов. Нет, я давно знал, что с такой фамилией он далеко не пойдет. Между тем на столе заранее были расставлены закуски и рюмочки, и все как полагается, и сам Петр Петрович в коричневом, по старой при вычке, кителе, потирая руки, оживленно говорил: — Ну, давай! Отведаем, что нам припасла Антонина Поликарповна. Милости прошу. Антонина Поликарповна припасла много. Соленые грузди она мелко порубила, смешала с рубленым луком и все это полила сметаной. Круп ные соленые помидоры с листьями смородины, прилипшими к ним, сельдь, разделанная по-домашнему, все это увиделось как-то в ином свете, все это зазвучало по-другому, когда в комнату внесли окутанное паром блюдо рассыпчатой картошки. Разломишь картофелину — на изломе как бы даж е иней, а дотронуться нельзя — огонь. Но и сама к а р тошка не звучала бы должным образом, если бы посреди стола не гр а финчик со светлой янтарной жидкостью и с лимонными корочками, п л а вающими в ней. После второй рюмки я понял намерение Петра Петровича. О чем бы я ни заводил разговор, он все время сворачивал на свою биографию. Ви димо, ему хотелось разжечь меня как человека пишущего, заинтересо вать материалом. Ведь нет-нет да и получишь откуда-нибудь то из Сибири, то с Кубани читательское письмо: «Товарищ писатель, имеется богатый материал из героического прошлого первой пятилетки (граж данской войны, коллективизации), желательна ваша обработка на поль зу молодежи. Ввиду пенсионного возраста прошу приехать ко мне для личного ознакомления или могу изложить на бумаге и высылать п ар тиями». Некоторое время я не д авал ходу Петру Петровичу, но потом, убедив шись, что чем раньше начнется, тем раньше кончится, отпустил тормоза. Петр Петрович рассказывал до одиннадцати часов. В его рассказе были и торфоразработки, и партийные чистки, и машинно-тракторные станции, и школы повышения квалифйкаций. Если бы стенографировать, 10
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2