Сибирские огни, 1988, № 11

нился, ты способен на все. Приехал давно, а песен не показываешь... Только учти,— пригрозил я,— уедешь за границу, тебе не раз придется звонить Марии. — Зачем?— ничего не понимал Боб. — Д а затем. Боб, что за границей тебе будет нехорошо, это же всем известно. А когда человеку нехорошо, он обязательно ишет человека, которому в этот момент еще хуже... Вот ты и позвонишь Марии. — Может, мне вообще не брать трубку? — Если ты электрик, не бери... Но если ты композитор, ее следует взять. Боб колебался. — Если ты хочешь обидеть иностранку — не бери... Если ты хочешь обидеть Марию — хватай трубку. Я нехорошо поощрил его: — Бери трубку! Скажешь, здорово занят. Скажешь, сочиняешь но­ вую песню. Очень грустную песню — о ночных звонках. Как ни странно, это убедило Боба. Он прижал трубку к уху: — Ну... Я слушаю... И вскинул на меня круглые от обиды глаза. Впрочем, и без этого я уже понял — иностранка нас не дождалась. «На лугах, лугах зеленых...» Я спать хочу,— напомнил я Бобу. — Отоспишься на сене,— огрызнулся Боб. — Мне надоела твоя возня с иностранками. Не собираешься же ты си-деть у телефона до самого утра? Впрочем, я мог не кричать. Боб меня не слышал. Глаза его затумани ­ лись, рот приоткрылся. Таким он бывал, обдумывая новую песнь. Н а ­ верное, он и сейчас обдумывал новую песнь, только не для меня. Н а в е р ­ ное, он сейчас летел прямо в Софию, зная, там его ждет грандиозный прием. А может,— из Софии в Таловку, после грандиозного приема, а с ним, конечно, вкрадчивая иностранка с длинными волосами, белыми, ровными зубами, свежей кожей и всем прочим, что необходимо красивой женщине. В его воображении эта иностранка уже выходила на крошеч­ ную сцену нашего сельского клуба и, чуть отставив длинную ногу, пела его песни по-русски, из уважения к землякам композитора Б. И. Сады- рина. Она пела, как бы удивляясь торжественности нашего маленького клуба — почему так?— а потом поворачивалась к слушателям, и сияю­ щие, золотистые, совершенно иностранные глаза отыскивали в полумра­ ке нашу тихую Марию Господчикову. Она, Мария, конечно, пришла в клуб в той самой кофточке, которую купила к возвращению Боба, и пусть у Марии зубы были неровные, зато как гордо перебрасывала она конский хвост с одного плеча на другое! При желании Мария вообще могла отрастить волосы до бедер... Правда, надо было, чтобы кто-нибудь тоже этого пожелал. Начинало светлеть, забормотали во дворах петухи. Огней еще не бы­ ло видно, только в моей комнате горел свет. Мне было лень тянуться к выключателю, а Боб все еще сидел так, будто и впрямь показывал к а ­ кую-то новую, правда, совсем беззвучную песнь, и видно было, что, когда он был больше электриком, а не композитором, жилось ему явно легче. Если тебе плохо, знал я, выход всегда есть. Нечего сидеть на чужом диване. И когда Боб очнулся, я напомнил: — Зайди к Марии. Боб вздохнул. Было видно, он уже не злится. Было видно, что он все еще там — в облаках. Вот я и напомнил ему про Марию Господчикову, потому что если был сейчас на свете человек, которому было еще больше не по себе, чем Бобу, так это она — М а р и я. ^ ---