Сибирские огни, 1988, № 11
Боб тоже расчувствовался. Он уже понимал, что время уходит, что пора покидать друзей. Смуг лые девушки давно записали его домашний адрес, а теперь еще потребо вали и телефон. У Боба не было телефона, но он смело назвал мой и, всем пожав руку, повторил: — Будете у нас, звоните! «На лугах, лугах зеленых...» Конечно, Боб многого не увидел. Он не увидел кривых и узких доисторических улочек Велико-Тырно- во, не увидел каменных каньонов Мельника, не увидел туманный Шип- кинский перевал. Он не побывал в крошечном Банковском монастыре, не увидел мадарского конника и сумрачных пещер Аладжи , не полюбо вался пестрым потоком экзотичных потрепанных машин, на которых транзитом через Болгарию добираются домой турки, подрабатывавшие летом в Европе. Нормальная скорость почему-то не устраивает горячих турок, они прижимают акселератор тяжелым камнем и гонят через Б о л гарию во весь дух... Д а , Боб Садырин многого не увидел, зато в аэропорту, перед отлетом, уже влившись в родную группу, уже вдоволь наговорившись на родном языке. Боб услышал по радио свою песню. Песня прозвучала красиво и очень вовремя. Таможенники, собиравшиеся отнять у Боба большую бутылочную тыкву кратуну, были совершенно покорены песней. Если сначала они больше говорили с Бобом о сельскохозяйственных вредителях, о капро ном жуке, который поедает в с е— бумагу, зерно, дерево, кожу, то, услы шав песню, узнав, что веселый человек с кратуной в руке — это и есть автор красивой песни, они начали дружески хлопать Боба по плечу, а р^уководитель группы, немножко беспокоившийся за поведение Боба в Софии, был далее растроган. «На лугах, лугах зеленых...» Август полыхал жарищей, небо выцвело до белизны, речка под Та- ловкой совсем притомилась, обсохла. В пыли под заборами купались одичавшие куры, а без Боба август ка зался еще и пустым, бечерами , пе ресиливая духоту, я приходил в библиотеку — перелистывал энциклопе дию. Меня интересовало: много ли великих и сильных умов вышло из провинции? И мне приятно было видеть: много! Чуть ли не каждый вто рой ум — из провинции. Что же касается самой провинции, то она вооб ще основа всего, вроде тех китов, на которых стоял мир во времена Аристотеля. Пессимистка Господчикова не раз присаживалась рядом. Ее интере совало: сильно ли шалят террористы на международных линиях, не опаздывают ли там скорые поезда? Ее интересовали и тонкости между народного законодательства. Вот, скажем, намекала она, браки с ино странками... Однажды вечером мы возвращались с полевых работ — метали сено. Ныли мускулы, ветерок — мы ехали в открытой машине — приятно об дувал лицо. Грунтовая дорога то сбегала в ложбину, то выходила на ко согор. С такого вот косогора на отдаленном столбе кто-то увидел ж у р а в ля, но Мария Господчикова вскрикнула: — Не журавль это! Но мы и сами увидели: пристегнувшись цепью к деревянной перекла дине, вонзив стальные когти в сухую плоть столба, наверху посмеивается электрик Боб Садырин. — Как море? — крикнул я. — Много хубаво! — по-инострашюму ответил Боб. — Привез?— заглушая шум мотора, выкрикнула Мария Федиахме- това.— П р и в е з ? — А как же! Завтра увидите! — Почему завтра?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2