Сибирские огни, 1988, № 10

но что-то в этом полете было нарушено, и когда я понял, то сам поднялся в рост, и торопливо строчили бесноватые проповедники, а потом все замерло, точно сковал мороз, и куда-то смыло сумерки предрассветные. Я увидел, нас осталось совсем немного, и пели тихо, и шагать не умели в ногу, но уже никто не требовал петь еще тише нам, и что-то вздохнуло, осталось собой, выжило. Они затаились, я знаю, дожидаются промаха, но слишком долго они маячили у всех на виду, тот самый молот ударил — мертво, а не продано, наконец-то люди по вашему хламу идут. О НАШЕЙ ПОДБОРКЕ Стихи — всегда открытие души. Причем открытие не в выспреннем значении слова, а в простом (дверь открыть). Второе: стихи — это отпечаток души, следы души. Есть дрянные души, оставляю­ щие фирменные отпечатки, и есть золотые души, путь которых неявно отпечатан а сти­ хах. Вот два постулата, на которые я буду опираться, рассматривая стихи молодых новосибирских поэтов. К. Афанасьев. Может быть, моя душа одноглаза или вовсе слепа (хорошо бы иметь паучью восьмиглазую душу), но я не увидел стихи К. Афанасьева. Специально ли он спрятал душу свою или таковой еще нет (душа рождается не одновременно с телом — позже, а иногда совсем может не появиться), но дверь закрыта. Разные стихи нужны, и такие закрытые тоже, наверное, но будь у меня журнал — я бы предложил Косте пойти печататься в другой. Но может быть, дверь, отделяющая его душу, столь тяжела, что не под силу ему ее открыть? А так как дверь эта между нами, то и я дол­ жен подналечь и... Была бы добрая воля, покойная воля и доверчивая вера друг к другу. Следующий — А. Юфа. Вот народный поэт. Экология, милосердие, Афганистан — темы, которым не откажешь в своевременности. Все плюс, а минус... Минуса нет — есть вопрос: если все в масть, не шулер ли игрок? Народность и эстетизм — две стороны одной медали. Были и должны быть поэты, для которых эта медаль прозрачна. Они о д н о в р е м е н н ы и поэтому не с и ю м и н у т н ы . Удобно после А. Юфы поговорить о С. Дорогове. Вот у кого эстетизма с лихвой. А народности? Но тут случай п о ч т и в е ч н ый . Пророк и народ. Был ли когда-ни­ будь пророк народен? В отечестве своем? Энергия, которую Дорогов концентрирует в плоскости листа, граненая графика стиха, сверкающие рифмы — все выдает в нем будущего поэта (Не путать с «поэтом будущего»). Почему будущего? Потому что грязи много в его рафинированных стихах. Грязи, которой ему еще предстоит пройти, если он будет верен звону и зову своих стихов. А. Чех — художник, пока еще больше своих произведений. Никогда бы я не риск­ нул назвать его художником, не видев взгляд его при чтении своих стихов. Взгляд даль­ ний. Ищу в работах свет взгляда его,— вижу ветви, тени, листья, дома, провода, рель­ сы, все то, что мешает увидеть взгляд. Взгляд иногда мелькнет. Стихи его не волновод, по которому свет души без потерь доходит до души иной, но (да простят мне этот техницизм), но... Вот так «он», просто «но». А душа у Чеха святая. Как с такой душой жить? Трудно, так же, как и писать стихи. Кто следующий? Гринберг? Образ, входящей в утопление женщины, велик. И про­ клинающий всех за свою проклятость тать,— тоже сильный образ. Что еще? Если всяко­ го судить по его законам, то Гринберг наиболее подсуден. Его легче других судить, но и это есть открытость, без которой нет поэзии. Гринберг открыт, и душа его не скры­ вает пусть угловатого, но Движения. Поэт — дай бог ему здоровья.