Сибирские огни, 1988, № 10

Где ты, мой лейтенант Девять дней? Сорок лет тебя ищут молитвы. Дотащите меня туда волоком! Лунной вьюги безногий наряд. В хриплом небе мечется колокол без фонаря. ГИБЕЛЬ КОРАБЛЕЙ Растоптанная, словно след забытая, как имя в кругах летаргии лет, какими дорогами нам уходить? За чьими остаться дверями, отринув гнилую нить к отравленной, траурной яме пустых и холодных холстов, бесстрастных, увечных строчек? Углами нетопленых слов прикончив привычный почерк. за черным настоем луча, за чаем и в сигаретах на кухнях полночных встречать согретых дыханием мертвых времен, рассветами, ветры таящими... Все связаны общим ремнем никто не живет настоящим, и в кухонь бессонный свет вплывает в дежурном гриме растоптанная, словно след... Забытая как имя. ПРОРОК Лопнули окна — и ты ловишь ртом северный ветер на спелые грозди. В жуткой догадке сжимается дом. Кто твои гости?.. Ждали годами, гадали — и вдруг вышли, как золото,— чище и выше. Аплодисментами пробитых рук круг поприветствует новоприбывших. Чьи — твои? — губы шепнули: «Тяни!»? Карты — как истины, строги и голы. Будут в пыли твои пешие дни, будут чело твое морщить уколы. Время — в пути! И заветный заклад кровью и ветром омыт на помосте... Гонит предчувствия мальчик Пилат. Дремлют по ящикам вещие гвозди. Кто Твои гости? ПАМЯТИ АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО Храм мой всегда не готов. И тризна не будет короче. Сталкер моих городов, падают новые ночи. Отче мой! ты меня звал?.. Вьюга дичала и крепла. Зарево выбросит в зал горькие горсти Скорчился пленкой Завет. Книгой пылает рана. Хватит, гасите их свет чистым мечом экрана. Всадники тризненных дней! Вымчимся в поле весеннее!.. Иконописец Андрей, холодно воскресение.