Сибирские огни, 1988, № 10

и назавтра мама будет материться— нету, мол, ни грамма, чтоб опохмелиться... А однажды летом мама подарила саблю с пистолетом, лук и крокодила! А потом катались с ней на карусели, и на фотку снялись, и кино смотрели... Ночью в интернате, свернутый в калачик, второклашка плачет шепотом в кровати. Десятилетний пацан, в родильном брошенный, планы строит: «Вырасту — стану большим и сильным, буду убийцей и вором, всех перебью, и оставлю старушку, чтобы над ней издеваться...» В среду к психоневрологу нужно его отводить проверяться... У него оттопыренные уши, и он не умеет драться. Дело было в интернате, в воскресение — всех забрали отцы-матери, только семеро, из кино вернувшись к ужину, с воспитателем вновь в игру играют дружную, в дочки-матери... Шелест страниц, цокот секунд ночь стерегут. Спички зарниц гаснут вдали— ветер шалит. Партию в блиц с временем я вновь проиграл: Стайка синиц, крылья кровя, бьет журавля. Книжных страниц шелес^ умолк, скрипнул порог. Спички зарниц гаснут вдали. Эй, журавли!.. За душой Афганистан, стихи и дочка. Впереди развилка трех дорог— нет со мной волшебного клубочка, чтобы верный путь найтй помог... Д а и не доверю я клубочку свои правду, совесть и судьбу — за душой Афганистан, стихи и дочка, за душою следом и пойду. Евгений БАБИКОВ Я буду чистый лист бумаги, А ты — цветок или побег. Когда булавочные шпаги Сроднят нас вместе и навек. ГЕРБАРИЙ И мы, свободные от тела. Всплакнем совсем не тяжело. Чтоб то, чтЪ нас недавно грело. Две наши тени не сожгло. Вчерашних дней воспитанная скука. Сегодняшнее скорбное смятенье От пустоты бесплотных сновидений И тщательная тщетная наука Кремации еще живого звука, 62 Гадания по пеплу и моленья На долгий дым; и страх в глазах оленьих. Беспомощной затравленности мука. Бегущая от тени и от света... ‘* Как долго нам в себе таить ‘ ' всё’Ьто?