Сибирские огни, 1988, № 10

Д а кому я здесь нужен, живой, ненавидящий остров, Может, я порожденье чьего-то дурацкого сна? Может, мой это сон, наважденье? А может быть, просто И пустыня боится порой оставаться одна. И опять про любовь... Я уже забывать о ней начал. Скомкал нервы и слезы лощеных печатных страниц, Наплевал на луну, на удачи и на неудачи, И внущил себе, что я ответчик десятка истиц. Но опять про любовь. Под ее грубоватою лаской Я, как прежде, забыл, что я, где я, откуда и с кем. А она растворилась в улыбке рембрандтовской Саскии И пошла шарлатанить, шутить, колотиться в виске. Да, опять про любовь, видно, вечно мне с ней не расстаться. Так и буду привычно нащупывать шеей петлю. Поезд жизни идет, но на всем протяжении станции С одинаковой вывеской: «Люблино», «Любое», «Люблю»... Дождь ночной, долгожданный. Бледно встанет из леса Терпкий запах весны. Акварельный рассвет. Спи, еще очень рано Сосен и капель месса. Д аж е для птиц лесных. Древняя, как сонет. Дождь возле дома бродит. Спи, я с тобой, я рядом. Шорох старой хвои, В комнате полумрак. Утренние мелодии День, не спеши, не надо. Спят в ресницах твоих. Мне хорошо и так. Сентябрь восходит над кленовой вязью. Туман по медленной реке ползет. И в летнем лиственном зеленоглазье Запрятан осени тяжелый мед. О тяжесть осени, ты подступаешь к горлу. Ты слезный ком несозданных стихов, И не понять, издевка ли, укор ли В бесстыдной обнаженности стволов. Прости нам, осень, мы не все успели. Мы не готовы к тяжести такой. И в душу входит приворотным зельем Твоих костров обманчивый покой. Твои костры... Густой и терпкий запах. Метла сырая у сырой стены. ' , П Лишь флюгёрауказывают " ч? Последним стаям буДущей-весны.'