Сибирские огни, 1988, № 10

«Дорогая Марфа Петровна! Излишне напоминать вам о том, что я Вас люблю. Вы это знаете. Ва­ ша любовь для меня тоже не секрет. Так что случилось? Почему оказа­ лись мы в нашем странном положении разделенные невидимой, гибкой преградой, нечеловеческой завесой? Верятно, каждый найдет своьо при­ чину. Буду говорить о себе. Мне всегда хотелось бурной, страстной жизни, деятельности. Но толь­ ко начнется ветер, как сердце замирает от предчувствия какого-то роко­ вого шага, который разом все изменит,— и тут же хочется покоя. И од­ новременно хочется прозрачности — такой, когда душа и разум видят одно и то же, а не разное. Хочется прозрачности лунной весенней ночи, прозрачности деревь­ ев — все так светло, так пронзительно больно, и запах — не больше, чем запах весенней, именно лунной ночи — не больше, чем просто запах. Все обыкновенно. Пахнет сырым прохладным воздухом, древесной корой, ночью; и в памяти все ясно и прозрачно до дна. Мысли легки. Перед гла­ зами эта ночь и вся жизнь. Но давным-давно не было у меня таких ночей. И хуже всего — мечешься не перед поступками, а перед желаниями, которые, как обладание глазами, не приносят удовлетворения, а лишь разжигают страсть, боль приносят глухую, сестру обреченнности. Воздуха! Ночи хочу! Губ утоляющих, слов сокровенных... Но если ты сам не можешь сделать этого шага и не можешь никому дать такой ласки, если ты сам темен и скучен, хмур и безволен, то какое у тебя право даже не требовать и не просить — а только ждать утоления своей жажды. Ты неподвижен, камень, и неподвижна тень за камнем. Ветер, кото­ рый шумит в березовых листьях, облетает тебя, ты не откликнешься. И разве я понимаю это, осознаю? Нет! Ведь истинное сознание рож­ дается в действии. Так мужчина познает и начинает понимать женщину. Так женщина познает и понимает себя в родах и детях. Чтобы войти, нуж­ но открыть дверь. Чтобы напиться, нужно добыть воду. Чтобы понять, надо совершить. А мы только предчувствуем и предполагаем. Иногда с большей, иногда с меньшей долей удачливости. Мимо проходит немеркнущий свет. Потому и остается лишь тосковать о прозрачности, о полноте дыха­ ния. Я — зачаток человека. Недоразвитое сердце. Рыхлый мозг. Куцая жизнь. Прожитая вечность давит мне на плечи. И вот миг, выжатый тяжки­ ми прессами пространств из моей плоти, повис в темноте страдающей каплей. Другой жизни хочу и в другую жизнь ухожу, с великой надеждой, что там встречу вас, и наша любовь там будет другой. Прощайте и до свидания. Пи к к у у с » . Прочитав это письмо, Марфа Петровна содрогнулась. Лицо ее искази­ лось. И она поняла, что раздвоение ее кончилось. Она вся стала призра­ ком, и душа ее, и тело — они обрели прозрачность, но не ту, о которой мечтал Пиккуус и которую несли в себе мокрые девчонки в День Ивана Купалы, а другую, бесконечно горькую, бесконечно тоскливую, бесконеч­ но зыбкую и безымянную. «Так мне и надо»,— подумала Марфа Петровна, поднимаясь над землей, движимая легкими порывами ветра вдоль извилистой реки, хра­ нимой зеленью берегов. Подготовка и публикация Е. В . ОРЛОВОЙ .