Сибирские огни, 1988, № 10

тверж дение того, что восприятие платонов­ ской прозы кроме привычного пути ум оз­ рительно-чувственного постижения сю ж е­ та идет какой-то иной, скрытой дорогой сгущения интонации, наслоения расширен­ ных или смещенных смыслов... Итак, заверщ ая эту часть анализа, я м о­ гу попытаться определить основные качест­ ва худож ественны х условий прозы (ук а­ занных повестей) Андрея Платонова. В ней материализовано в слове худож ественное пространство, уникальное по своей приро­ д е, в котором действую т невидимые, неося­ заемые с у щ н о с т и предметов, людей, природных явлений. О собенная оптика эт о ­ го пространства позволяет увидеть, а точ­ нее — почувствовать, услышать четвертое измерение реальной жизни (отдельного че­ ловека, целого о бщ ест в а )— обратную (!) сторону предм етного мира, душ и человека, сущ ества жизненного уклада людей в этом мире. Причем именно услышать, то есть осознать не через обы денное логическое восприятие, а ч е р е з п р е д о щ у щ е н и е , ч е р е з п р е д ч у в с т в и е , увидеть, м ожно сказать, сердцем. В этом, собственно, и со ­ стоит важнейш ее из достиж ений П латоно­ ва. Внутреннее пространство его прозы, по сущ еству, с ю р р е а л и с т и ч н о (если уточнить «сюр» не как сверх, надреаль- ность, а как о б р а т н у ю , т е н е в у ю ее грань). В таком пространстве задаю тся н о ­ в ы е ассоциативные направления (а х у д о ­ жественная проза глубоко ассоциативна — в том ее сущ ество). Свойства, признаки человеческой души, тела переносятся на природу (и н аобор от), бесконечно уточня­ ются, распространяют смысл происходящ е­ го в разные стороны и с разных сторон, из­ нутри, из бесконечности — ради д остиж е­ ния истины чувства, его движ ения. И чи­ татель привыкает к странному миру, в ко­ тором природа тоскует в глухом бессилии сознавания себя, а пространство утомитель­ но и неизвестно, где снег покрывает масш ­ таб деревни и текущ ее время идет в пол­ ночном мраке. Привыкает и начинает в е- р и т ь ему. И, ассоциативно повторяясь, множ ась в зеркальных отраж ениях, рас­ пространяясь в новых — смещенных значе­ ниях, мысль автора, его тревога, его боль исподволь проникают в душ у читающего. Ассоциативные повторяющиеся мотивы уподобляю тся по мере чтения звуку, едва слышному вначале и вырастающему в кон­ це в сильное полное созвучие, созвучие, воспринимающееся сначала иррационально, а уж затем рассудочно. Таково качественное содерж ание внут­ реннего пространства повестей Платонова. Но худож ественное пространство и ху­ дожественный мир произведения составля­ ют единство. В данном случае, как я уж е оговаривал, противоречивое. И поэтому будет логично, если я прослеж у это е д и н ­ с т в о , то есть попытаюсь определить, как «работает» пространство Платонова,— вос­ создать на основе выясненных условий о д ­ ну из сторон (только о д н у из сторон!) худож ественного мира повестей, некоторый образ-приближ ение мира из бесконечного ряда соСГавляющих его «полный, объемный, обтйктйЬный» образ. • 1Н Н Н ЭГ , - 164 П о сути, о б е повести с их призрачными героями, со странной нелогично устроенной жизнью обращ ены к одной и той ж е теме (помимо, конечно, иных, прочих р азн ооб­ разных обращ ений) — теме человека, н е­ посредственно ф и з и ч е с к и работающ его, и с п о л н я ю щ е г о простой, но н еобходи ­ мый труд, создающ его, в конечном счете, материальный ф ундам ент общ ественного с о ­ стояния. В русской литературе человек-ра­ ботник такого рода подробно реалистичес­ ки описан. Его обошли и осветили вместе с его нехитрой тяжкой жизнью , казалось бы, со всех сторон. Платонов обнаружил здесь новую грань, рассм отрел ее своим странным особенным взглядом. Безусловно, его открытие стало в озм ож ­ ным в условиях необыкновенной эпохи, в которой жил писатель. Платонов — ровес­ ник века, современник грандиозного по сво­ ей сути разворота сам ого основания жизни России. В о зд у х того времени был пронизан идеями переустройства мира и человека. «Мы наш, мы новый мир построим...» — вот основной пафос этого периода. Н о кто буд ет строить новое и светлое будущ ее? — человек ф и з и ч е с к о г о тру­ д а . Именно он обязан осущ ествить на д е ­ ле высокий порыв, подготовить приход н о- в о г о человека — труж еника-творца (как понимал его П латонов), который мыслит всеобщими, космическими категориями, го ­ товый п ереоборудовать технически Вселен­ ную для счастья своих собратьев и для их полной гармонии с Природой. Творец тру­ да в его высшем понимании, по Платонову, будет безм ерно постигать невидимую суть окруж ающ его пространства, доставая из него энергию для изготовления идеального устройства мира... Однако, творец вопло­ щен пока лишь в мечте, он за далеким го­ ризонтом неосущ ествленного. Ж изнью ж е представлен сегодня только физический труженик. Как быть с ним? Вернее, как быть ему? В от вопрос, к о­ торый всегда имел в своем напряженном, постигающем рассудке и гулком хрупком сердце Андрей Платонов. Оказывается, что в существовании стро. ителя НОВОГО мира, возводящ его согласно Генеральной линии своими руками к олос­ сальной тяж ести пьедестал всеобщ его б у ­ дущ его, заключен не только факт реальнос­ ти самого строительства, но и трагическое по своей природе противоречие. И это скоро понял Платонов, стремительно выраставший во второй половине двадцаты х годов в уникального худож ника. Противоречие м еж ду д е й с т в и е м человека-строителя и о с о з н а н и е м им самим этого действия — вот трагическая тема П латонова. Человек-строитель из будничного, т р у д ­ ного настоящ его просто не в состоянии по­ нять головой, сердцем, сущностью своей, что ж е он создает сейчас, не в состоянии тихо осмыслить причину своего труда. Го­ лова еще не в состоянии думать, она толь­ ко неясно гудит в сердечной тоске безы ­ сходности, когда р абота для рук отсут­ ствует. Именно на пороге осознания себя находятся герои П латонова (Кемаль, по­ гонщик вентиляторного вола, Чиклин, Во- щев, Елисей, землекопы -мастеровы е). При­ чем герои эти — как бы тени людей, вы-, в ер н ущ е наизнанку лю ди, овеществляющие- смугд^ш. йеярные.души., Это' двойники ка