Сибирские огни, 1988, № 10
— Вы правы! Вы всегда правы!— сказала деканша, прощаясь с хо зяином дома, который был в недоумении, зачем она приходила. — Д о свиданья. Пиккуус поднялся после нее на второй зтаж и застал непринужденно беседующими двух молодых особ разного пола, упомянутых Студента и Студентку. Они сидели в разных концах его библиотеки и рассуждали о дзэн-буддизме. Доводы той и другой сторон были так основательно под креплены цитатами, что их длинноты хватило бы на вышивание крестом истории сооружения Транссибирской магистрали и еще три раза обер нуться вокруг пояса. — Довольно, друзья!— заявил Пиккуус.— Вы сеете вокруг меня ужас. Вы засыплете мой дом глыбами буддизма, а кто потом будет вы брасывать их в окно? Приступим к чаепитию! Думаю, и мне, и вам после столь напряженных сражений в области философии нужно хорошо под крепиться. Прошу за мной! Жилище доктора философ-ии было известно в городе тем, что пред ставляло собой редкое собрание живописи, рисунков, эстампов с обна женными женщинами. — Нагота священна,— говаривал Пиккуус и ставил на свой рабочий стол безобразный букет из лилий, алых маков, белых кувшинок и василь ков. Рядом он помещал булыжник, найденный на дороге. Заляпанный вся кими видами городской грязи, из которых конский помет был, пожалуй, самым чистым, заросший плесенью, не раз облитый помоями, этот бу лыжник лежал на столе Пиккууса, словно вытащенная из болота жаба. Булыжник был гол и сознавал свою уродливость, но куда ему было д е ваться? Он глыбился на виду у всех, открывая сокровенные уголки гру бого тела, и был жалок. Тогда как нагие цветы потягивались в вазе, вы ставляя напоказ каждую линию тела, каждую выпуклость, наслаждаясь сознанием своей наготы. Им шла напускная стыдливость. Они были оку таны счастьем, аромат которого наполнял жилище Пиккууса. — Вам не надоели эти бесстыдницы?— спросила его агентша страхо вой конторы Чапьшина, усердно и бесплодно навещавшая Пиккууса.— Или вы смотрите на них как философ, расчленяете и анализируете для своих целей? — Увы,— сказал Пиккуус,— раньше, когда я был молодой и горячий, и мне хотелось постичь все истины на свете, эти картины напоминали мне о том, что нужно обнажить вещи, чтобы понять их суть, выделить квинт эссенцию. А теперь я лишь любуюсь красотой человеческих тел, движе ний, улыбкой, оттенками обнаженной кожи, выражением глаз, пустяка ми, которые в совокупности составляют нашу жизнь. — Знаете, кто я?— спросил Чапыгину Пиккуус также в один из не приметных дней жизни.— Впрочем, откуда вы это можете знать. Видите ли, существует некоторая разновидность искусства,— так называемое зеро-искусство. И я — его единственный представитель. Чапыгина восприняла новость с недоверием. — Почему же — единственный? — Так ведь и теорию относительности понимают единицы,— усмех нулся Пиккуус. — Смотрите,— провел он Чапыгину в особую комнату, где у него были развешаны произведения новой школы; пустой лист в рамке, кон сервная банка на ремешке от ботинка, ничего не выражающие линии и разноцветные пятна красок с подтеками. — После этих картин мне хочется побыстрей пойти в какую-нибудь галерею и посмотреть обыкновенные, даже не самые замечательные картины. — Вот!—воскликнул Пиккуус,-Какой эффект! Это же замечательно!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2