Сибирские огни, 1988, № 10

ж естоко мстит. Э то — давление м атериала. Д ел о в том, что содерж ан и е, у ж е сам вы­ бор сюж етного хода накладывает отпеча­ ток на дальнейш ее развитие авторской мысли, заставляет организовывать матери­ ал определенным обр азом . А если это уж е было проделано, риск свернуть на протоп­ танную тропинку очень велик, и тогда вместо сам остоятельного произведения по­ лучается в лучшем случае вариация на т е­ м у. Вырваться ж е из орбиты воздействия разработанного сюж ета очень трудно. Д ля этого н адо л ибо обладать талантом, зн а­ чительно превосходящ им те, что раньше эксплуатировали тему, либо повернуть эту тему, взяв такой неожиданный ракурс, чтоб сама мысль о сравнении не пришла никому в голову. В лю бом другом случае сопоставления неминуемы, и результат их м ож но предсказать заранее. Д а ж е если т а ­ ланты сопоставимы по масш табу, обаяние преды дущ ей, у ж е устоявш ейся в читатель­ ском сознании вещи всегда заслонит новую , заставит рассматривать ее как вторичную, что, в общ ем -то, и справедливо, ведь пр ед­ шественнику труднее было идти непрой- денным путем. Н у вот прочитай вы сейчас роман како­ го-нибудь начинающего прозаика о ж енщ и­ не, которая, уйдя от м уж а, бросилась под п оезд, удерж ал и сь бы от сравнения с Ан­ ной Карениной? Или рассказ про немого, утопивш его по приказу лю бим ую собач­ ку? Уж чего-чего, а восторгов по поводу новизны сюж ета от критиков и читателей ож идать было бы трудно. И возраж ения, что, мол, помирать — занятие для стариков более естественное, чем бросаться под по­ е з д — для женщин, или топить собак — для немых,— здесь не у беж даю т. М ало ли что в жизни естественнее всего, но откро­ вением в литературе не становится. Д ел о не в естественности ситуации, а в ььовторя- емости ее, освоенности писателями. К орпус литературы един, и нельзя ж е писать так, б удто д о тебя этого вообщ е никто не д е ­ лал. Вернее, конечно, м ож но, но и реакция на это будет соответственная. Стоило Чингизу Айтматову в «П лахе» написать сцену разговора Христа с П ила­ том, и его начали обвинять чуть ли не в плагиате, хотя, казалось бы, у ж эта-то т е­ ма никак не м ож ет быть чьей-нибудь м о­ нополией, к ней обращ ались многие писа­ тели как отечественные, так и зарубеж ны е, как д о «М астера и Маргариты», так и пос­ ле. Н о в нашем современном читательском сознании булгаковский И еш уа затмил всех остальных. Если это беда читателей, н адо учитывать и такое прискорбное обстоя ­ тельство. П о отнош ению к Христу «Плахи» читательский приговор был суров: все, как у Булгакова, только хуж е. Хотя все пони­ мали, что Ч. Айтматов вкладывал в эту сцену совсем другой смысл. А затем ок аза­ лось: не только в читательской среде, и у критиков при обсуж дени и «Плахи» Б улга­ ков с языка не сходил. Стало быть, дело не только в читательской н еосведомлен­ ности, а в чем-то более серьезном. Видимо, д а ж е своя, незаемная мысль, влож енная писателем в известный сюж ет, не воспринимается читательским сознани­ ем как новая, отодвигается в сторону б о ­ лее сильным воздействием сюж ета, Д ля адекватного выражения свеж ей мысли она долж н а быть воплощ ена в принципиально новой организации материала, в новых ф ор ­ мах, оригинальных ситуациях, наконец. Хотя, конечно, сущ ествует и литература, ориентирующ аяся не на создан и е новых идей, а на вдалбливание старых. Н о и ст а ­ рые могут дойти д о сознания читателя без оскомины, лишь если они заинтересую т чи­ тателя, а этого тр удн о добиться м онотон­ ным повторением одних и тех ж е сю ж ет ­ ных х од ов и ситуаций. Нет, я вовсе не хочу сказать, что это ка­ тегорически противопоказано — описывать, как старики помирают. О чем ж е и писать, как не о лю бви и смерти. П равда, не о б я ­ зательно всегда делать это так буквально,' а главное — так, как у ж е было недавно сделано. Д а ж е если получится совсем, как у классика, зачем нам два одинаковых произведения? Н ад о сказать, общий поток «деревен­ ской» прозы в последнее время зам етно буксует именно в обрисовке характеров. Исчерпанность у ж е опробованны х стано­ вится все очевиднее, а выйти за их рамки писателям что-то мешает, м ож ет быть, у с­ тановка на традиционность. И хоть гор од­ ская проза в этом отнош ении не намного счастливее, разн ообрази я здесь больше. Герой рассказа Веры З ахар овой «С каз­ ка для дочери» (№ 4) достаточно ориги­ нален, чтобы рассмотреть его вниматель­ но. Э то неудачник — почти сорокалетний мужчина, работающий в типографии и по­ нимающий, что здесь ему суж ден о оста­ ваться д о конца дней своих. Р аботой он не удовлетворен, с ж еной в разводе, о себе мнения невысокого: «Уволься я или умри — типография б ез меня не развалится. Точ­ но так ж е и моя ж ена с дочерью продол ж аю т жить, как жили, хотя я уш ел от них» В от это признание собственной никчем ности, д а ж е ненужности, причем не бол ез ненное, а какое-то равнодуш ное, привычно усталое, пугает больш е всего. Именно сво ей обреченностью , спокойствием страшит Человек, чувствующий себя не д о конца человеком, человеком недовоплотивш имся, понимающий собственную пустоту и не расстраивающийся от этого, не ж елающ ий д а ж е пальцем пошевелить, чтобы изменить жизнь, привести ее хоть в маломальское соответствие со своими ж е представления­ ми о лучшей ж изни,— это какое-то расти­ тельное сущ ествование, при условии, конеч­ но, что растения могли бы рефлексировать. Н о о судьбе своей герой все ж е размыш ­ ляет: «Многие мои неприятности происхо­ дят, как я понимаю, от неправильного вос­ питания и образования. Таких исковеркан­ ных личностей, как я, увы, не единицы, все м ое поколение, так или иначе, несет эту печать». Характернейшая черта — эта попытка всю ответственность за собственную су д ь ­ бу переложить со своих плеч на чужие: о б ­ винять обстоятельства, систему обр азов а­ ния, все, что угодно, только не себя самого. Хотя, конечно, и огромная доля истины в его словах есть. Э то поколение, действи­ тельно, во многом переломное. Это оно со школьной скамьи прониклось мыслью, что