Сибирские огни, 1988, № 10

того, что стало бы, если бы у тайги рачи­ тельный и крепкий хозяин появился, как бы он мог повести то ж е орешное дело». П араллельно с этим автор обрисовы вает несколькими предлож ениями сибирскую деревеньку Мойгаты, в которой обосн ова­ лись бичи да браконьеры, основательно па­ костящие тайгу и мешающие жить и р а ­ ботать честным таежникам ; то зимовье сож гут или разорят, то капканов, гд е по­ пало, понаставят. «Нормальный трудовой лю д в своем большинстве покинул М ойга­ ты, побросав порой не подл еж ащ и е пере­ возке ещ е прадедовы дом а и домишки, и на место этого лю да отк уда-то наползли дряблок ож и е, с тусклыми глазами чело­ вечки, забились вместе с клопами и тар а­ канами в старые дом а. Человечки корми­ лись, вернее, поились, от тайги». П оявляется в повести и прямой антипод главных героев — браконьер Вася Куклин, не брезгующий никаким промыслом, «лишь бы взять, лишь бы заполучить». Фигура браконьера в сибирской литературе — н е­ редкий гость, описана не раз. Гурулевский Куклин, увы, новых черт не приобрел, он слишком п охож на своих предш ественни­ ков, д а ж е в деталях. Те ж е сберкнижки с пятизначной суммой, с которых денег не снимали у ж е 25 лет, только клали; та ж е непонятная скупость при этом; тот ж е костюм, впервые купленный В асе на ста­ рости лет ж еной, которая его «сунула в шкаф, где у нее с незапамятны х времен л е­ ж али два отреза бархата, неизвестно, для какой цели предназначавшихся». Что-то очень знакомое чувствуется д а ж е в описа­ нии этого шкафа с отрезами ненуж ного, но тщательно храним ого бархата. Честно признаюсь, после такого зачина я ж дал столкновения браконьера с таеж н и ­ ками, как лю бят у нас кончать подобны е вещи,— сюж ет уж больно выигрышный, хоть и бывший не раз в употреблении. Э то­ го, к чести автора, не произош ло. Он не стал эксплуатировать этот сюж ет еще раз, видимо, почуяв его заезж енность Н о зато вся линия Куклина ср азу оказалась повис­ шей в в оздухе. Н е придумав, что с ней д е ­ лать, А. Гурулев безж алостн о бросил ее, не завершив, а чтобы придать повести з а ­ конченный вид, не нашел ничего личшего, как столкнуть героев с бичами. Н есмотря на всю незамы словатость ф а­ булы, автор не сумел соединить все эп и зо­ ды в одно целостное повествование, рас­ сказ у него движ ется какими-то рывками, перескоками; А. Гурулев то и дел о переби­ вает сам себя, словно вдруг вспоминая и дорассказывая какие-то необходимы е, но забы ты е детали. О тсюда, видимо, и повторения. Начав ср азу с жизни в зимовье, он затем описал предысторию, трудный подъем бригады на хребет, а затем , увлекшись, ещ е раз зи ­ мовье, местами почти дословно. К примеру, в начале повести; «П однимаясь на нарах, легко достаеш ь д о колотого пополам м оло­ д ого тонкомера... строили это зимовье б р а ­ коньеры-бичи». А в середине повести ещ е р аз о том ж е самом сооруж ении глазами то­ го ж е человека: «П отолок выстлан колотым повдоль кедровым тонкомером... Д а и люди строили, видно, из тех, у кого на многие ■елуча» жизни припасена ф раза «ничего, и так сойдет». А. Гурулев пытается сгладить неровнос­ ти, связать их своими авторскими отстуй-' лениями, но связки получаются не из самых удачных: «В от не хотелось автору п овор . чать, а не удерж ал ся»; «М ож но бы не р ас­ сказывать п одробно о М ойгатах, не сгу­ щать краски, не нагнетать тоску, ведь сколько вокруг п о-настоящ ем у хороших, процветающих деревень, но н адо: паскуд­ ство и пьянство опасно и тем, что оно з а ­ р аж ает вокруг себя все». Больше всего хочется спорить почему-то как раз с этими отступлениями. Н у, так ли уж одиноки эти Мойгаты, так ли у ж р ез­ ко отличаются от всех други х сел и д ер е­ вень? Д а если бы они такие были одни на всю Сибирь! Тогда бы вряд ли остальным всерьез угрож ала опасность зар аж ени я. И уж тогда прямая обязанность автора — разобраться, почему такая напасть приклю­ чилась именно с этой деревней. Н епонятно такж е, зачем автор всякий раз, как хочет сказать что-нибудь хоть немного неловкое, начинает извиняться; «Я не ставлю задач у писать запугивающих картин пьянства, но они вокруг нас... н у ж ­ но писать о них, тем более что совсем ещ е недавно сибирская тайга, отнош ения т а еж ­ ников в своей основе были эталоном нрав­ ственности и чистоты». И вот на последнем утверж дении хоте­ лось бы остановиться поподробнее, тем б о ­ л ее что оно встречается довольно часто, как в прозе, так и в публицистике. О ткуда такая уверенность? Почти все сходятся на том, что совсем недавно нравы в Сибири были лучше, но никто не говорит, когда началось падение нравов. К огда было это «недавно»? Вчера? Так об уп адк е нравов не первый десяток лет твердят. В пятиде­ сятые, после амнистии уголовников? Или в тридцатые, когда Сибирь была полна о т ­ нюдь не благодуш но настроенными ссыль­ ными и спецпереселенцами? А д о этого бы ­ ла колчаковщина, и нравы той эпохи от эталона нравственности т ож е далеки. Еще раньше? Н о это, уж простите, не совсем «недавно» будет. Если д а ж е всех их признать людьми пришлыми, положительное воздействие на нравственность коренных жителей они вряд ли оказывали. А кого было больш е в к аж ­ дую из эпох — чалдонов или пришлых, это еще посчитать надо. Л итература тех лет об эталонах нрав­ ственности почему-то умалчивает, кого ни возьмешь: Шишкова ли, Тачалова или З а ­ зубрина. М ногое было не так, как сейчас, бывало и лучше, но чтоб так огульно: эт а ­ лон нравственности... Н е дум аю . В о вся­ ком случае, вопрос требует вдумчивого исследования, а не голословного заявления. Н о это все частные претензии к повести, а главная — полная неудача в обрисовке характеров. В се положительные герои че- ресчур похож и др уг на друга, а к бичам автор и вовсе не дал себе тр уда присмот­ реться. А Гурулев брезгливо описал их оптом, наградив малоаппетитными эпитетами вро­ де: «Лицо, словно из мошонки сшитое». Презрения эти люди, м ож ет быть, и за с­ луживаю т, но невнимания — нет. К огда-то ведь и они людьми были, не с рож дения ж е, поди, бичую т. Тут м ало сказать, что они