Сибирские огни, 1988, № 10

Мается? Не знаю. Другие живописцы писали соблазнительные женские формы, наготу, в которой женская природа льется из тела, словно молоко из треснувшей бутылки, а Дега пишет женшин усталых, немолодых, смы­ вающих с себя грязь. «Купающаяся» сидит на краю ванны, кусок зада свешивается, но ей-то что? Она ведь не «Олимпия», не «Венера», которые легли так, чтобы их удобнее было разглядывать. Натуры Дега просто моются, причесываются, вытираются. Видно, как отдыхает их тело. — А вы любите цветы? — спросила Марфа Петровна, понимая, что задает двусмысленный вопрос. — Люблю,— ответил Пиккуус.— Цветы, камни, птиц, море, женщин. Марфа Петровна хрипло рассмеялась. — Вы опасный человек! — Да, тот, кто любит, опасен,— сказал Пиккуус. Ее пальцы потянулись к беспокойно лежавшей ладони Пиккууса. Но не дотянулись до них, нерешительно остановившись. Пиккуус отвернулся, скрывая горькую усмешку. Резко поднялся. — Вы еще не видели мой винный погреб? .— Нет. — Пойдемте, покажу. Они спустились по каменной лестнице в подвальные помещения дома. Там пахло сыростью, мышами, плесенью, тьмой. Подняв фонарь повыше над головой, Пиккуус шагал впереди, часто оборачиваясь. Марфа Петровна не отставала, хотя на тонких каблуках спускаться по лестнице было трудно. Кое-где на потолке висела паутина. «И здесь кто-то живет»,— подума­ ла Марфа Петровна. Узкий проход скоро кончился. Коридор уперся в дубовую дверь с тремя ржавыми железными запорами. Они давно без­ действовали, однако дверь открылась без скрипа, издав лишь сухо шипя­ щий звук. В погребе было прохладно и пахло мокрым песком. На полу, на длин­ ных полках по обе стороны от двери стояли и лежали вповалку пустые бочки и бутыли. Из большинства уже были вынуты пробки и затычки. Но попадались и целые бутыли, запорошенные густой мелкой пылью. — Здесь порядочное богатство,—сказал Пиккуус, освещая заставлен­ ный угол.— Посмотрите, вот вино, выжатое ногами крестьян еще при Генрихе IV. Одна мысль об этом приводит меня в веселое настроение. Они топали босыми ступнями по раздавленной ягоде, а вино пили короли и королевы... Вот эту бочку залепили воском при Наполеоне. Хотите, откроем? Марфа Петровна покачала головой. ‘ — А какой урожай последний? Пиккуус прошел дальше и наклонился над кучей бутылок, лежавших прямо на земле, извлек оттуда одну с тонким длинным горлом. — Вена, 1914-й. Первая мировая война расстроила многие гурман­ ские склонности. А потом — взрыв. И от геральдической спеси полетели одни цветные ошметки. Впрочем, иные из них были окрашены кровью... Я не помню своего сиятельного деда, он рано умер от обжорства. Отец вышел в отставку майором инженерных войск и зарабатывал после на жизнь строительством небольших мостов. О матери тоже ничего не пом­ ню, по преданию, она умерла от какой-то болезни крови. Но я-то знаю, что это была за болезнь. Она бежала в Польшу с драгунским капитаном. Так что наследственность у меня нездоровая. ...Здесь я слушаю шорох времени. Пытаюсь понять блуждающее по дому Нечто, о котором говорил. Но оно неуловимо... В это время из пустой бочки выскочила какая-то огромная синяя мышь и вцепилась Пиккуусу в штаны. Не удержалась и, с писком шлепнувшись на песок, удрала обратно. От неожиданности Пиккуус выпустил из рук фонарь. Он упал на зем­ лю, лязгнул железом и погас.