Сибирские огни, 1988, № 8
чатью справку, в которой значилось, что Сипенятин Василий Степанович работает водителем в Ташкентском автотрансагент стве и в настоящее время находится в тру довом отпуске сроком на сорок восемь рабочих дней, учитывая неиспользованные в процессе работы выходные и празднич ные дни. Когда Антон ознакомился и с этим документом, Вася усмехнулся: — Понял, начальник, с кем имеешь де ло? Специально справочкой запасся... Без выходных и праздничных баранку кручу, а ты на хвост, как фраеру, садишься...— Он скосил глаза на остановившуюся у вокзала оперативную машину милиции.— Твои ор лы на «воронкеьь подкатили?.. — Мои,— не стал скрывать Антон. — Скажи, пусть на работу едут. Нечего им тут дурочку валять, пока мы с тобой молодость вспомянем. Бирюков подал Голубеву условный знак. Машина круто развернулась и укатила. — Так лучше будет,— Сипенятин опять усмехнулся,— Не переношу трутней, кото рые используют каждый пустяк, чтобы ни чего не делать. — Давно таким трудолюбивым стал? В Новосибирске я по молодости ге ройствовал. А когда насмотрелся в Узбе кистане, сам себе приказал: «Кончай, Ва сек, блатную жизнь! Берись за шоферскую баранку и не взбрыкивай, пока к стенке не поставили». — Каким образом ты в Узбекистан по пал? — Рассказать — не поверишь. Но, кля нусь мамой-старушкой, буду говорить правду и только правду! Последний срок свой отбывал в Ташкентской области. На чальником колонии был полковник Тухта- баев Хамид Каримович. Приглянулся, ви дать, я ему своей удалой биографией. Вы зывает однажды с глазу на глаз и как обухом по лбу: «На волю хочешь?» Уста вился я на него баран бараном — мне еще полтора года в зоне лямку тянуть, а он уже про волю песню запел. «Что-то,— го ворю,— гражданин полковник, с памятью моей стало. Не могу вспомнить: когда сел, когда на волю выходить». Он будто выстре лом в упор; «Освобожу условно-досрочно, если согласишься охранять моего брата, который в пригороде Ташкента районным сельским хозяйством управляет». У меня вообще мозга за мозгу зацепилась. С мо ими предыдущими судимостями условно досрочное даже не светит... Прикинулся чудаком, дескать, мне привычнее воро вать, чем охранять. Полковник опять свою линию гнет: «Прошлое твое в личном деле изучил. Потому и уверен, что охранником будешь надежным». При таком раскладе во мне азарт взыграл: «Гражданин полков ник! Ежели выпустите на волю, по гроб жизни буду обязан и вам, и вашему брат цу, и его деткам». Ночью на нарах глаз не сомкнул, кумекал: что за козу надумал Ха мид Каримович мне заделать?.. А утром, как молотком по темечку, команда: «Осуж денный Сипенятин! С вещами— на выход!» Вот так, запросто, и оказался я личным те лохранителем начальника райсельхозуправ- ления Султанбая Каримовича Тухтабаева... — Впервые слышу, что начальники рай онного сельхозуправления имеют телохра нителей,— сказал Бирюков. — Официально такой должности не бы ло. В штатных бумагах той шарашкиной конторы я числился специалистом по вы ращиванию винограда, а на самом деле — груши околачивал. Там, хочешь знать, у нас даже свой начальник был — мастер спорта по самбо. Как на суде выяснилось, этот самбист, чтобы выбиться в главари, купил за пять тысяч липовую справку о десяти летней судимости. Во до какой хохмы дело доходило!.. Антон засмеялся; — Анекдот?.. — Клянусь мамой-старушкой, не вру! Ру ководящие ворюги трясутся за собствен ную шкуру хлеще, чем воры-уголовники. Следственные органы им не страшны, они народных мстителей боятся. Поэтому каж дый ташкентский пупок из руководящих жуликов имел персональную охрану. Свои ми глазами насмотрелся. Узбекский народ, понимаешь, обливаясь соленым потом, под знойным солнцем выращивал хлопок, а тузы шутя гребли в собственные карманы государственные миллионы. Да еще на грады за это получали. Мой шеф тоже бас мачом был. Раскатывал я с ним, как фон- барон, на черной «Волге» по совхозам, оброк собирал. Счет деньгам не вел, пото му что Султанбай Каримович взятки не пе ресчитывал. Нахапал — сказать страшно! Одних сотенных полную алюминиевую флягу, в каких молоко по магазинам раз возят, следователи оприходовали. Про двадцатипятирублевки и десятки не гово рю. Московский особо важный обэхээсник на электрической счетной машинке полдня бабки подбивал. Эх, посмотрел бы ты, что там творилось, когда раскулачивание нача лось!.. Кто петлю на себя накинул, кто в бега ударился, кто от инфаркта клац нул, а моего шефа паралич чуть вдребезги не разбил. Короче, такая буря завихрила — глаза бы не смотрели!.. — Как же ты из этой «бури» выбрал ся?— спросил Бирюков. — Пришлось и мне в следственном изо ляторе посидеть. Потом, когда разобрались, выпустили. Взятками я себя не замарал. В телохранители не сам себя устроил. В условно-досрочном освобождении тоже был не виноват. За это служебное зло употребление полковник Тухтабаев на от сидку пошел. Моему шефу Султанбаю Ка римовичу, как только выяснили, что врачи за взятку ему паралич придумали, три пя тилетки принудработ с конфискацией от валили. На следствии я не темнил. Наобо рот, откровенно закладывал шефа во всех его махинациях. Вот и отпустили меня на все четыре стороны, когда судебный про цесс пошабашили. Решил я больше счаст ливую рулетку не крутить. Гоняю теперь на междугородных трассах, фрукты в реф рижераторе с ветерком развожу. — А каким ветром в наш район занесло? — Второй раз на этой неделе приезжаю к Зуеву за песнями Высоцкого, Собствен ный магнитофон заимел, чтобы не дре мать в дороге на дальних рейсах. — Давно знаком с Зуевым? — Прошлым летом он меня выручил одной кассеткой. Я каждый год приезжаю в Новосибирск к матери-старушке. Хотел в местной студии грамзаписи разжиться любимой музыкой. Сунулся в шарашкину
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2