Сибирские огни, 1988, № 8
ломящей студености напитка, вдруг резко встал с лавки, подошел с кув* шином к Даниле — тот из последних сил поднял перед ним голову. — Испей, Данила.— Иван приставил горлышко кувшина к лицу Да нилы и, нисколько не заботясь, попадет ли хоть капля Даниле в рот, вы лил весь кувшин ему на лицо. — Спаси бог тебя, государь,— тихо, с искренней благодарностью ска зал Данила, облизывая влажные губы.— Уж два дня во рту капли не было. Иван передал кувшин стоявшему рядом Малюте, спокойно, устало, с укором и даже как будто с жалостью сказал Даниле: — Упорством своим и нераскаянным сердцем обрек ты себя на муки, Данила. Бог свидетель, пытать тебя не собирался я... Думал, вспомнишь мою доброту, сам все расскажешь. Я веди помнил службу твою, Данила, подвиги твои ратные помнил... За них я повсегда тебе милостью возда вал. Даже коли на братца твоего зломудрого опалу положил и вон его с глаз своих отогнал да тестя твоего строптивого за сторожи посадил, тво его благополучия я не нарушил, Данила. Ты жил покойно, не терзаемый за них. Мести и зла моего над собой не терпел, и никаких утеснений, и неправд никаких! Но ты презрел мою доброту, Данила, и клятву, которой клялся на кресте, презрел... — Нет, государь,— твердо вышептал Данила. — Презрел! — напряг голос Иван.— И також поползнулся в измену... В отместку за братца своего. Кончилось его время и кончилась твоя верность. — Нет, государь. — Да! — заорал в самое лицо Данилы Иван.— Да! Да! Ты подгова ривал сродственника своего, Шишку, да князя Фуникова сдать литвинам Стародуб! — Нет, государь. — Ты! Чтоб изменою да городом моим у Жигимонта * милостей при искать, к коему ты, собака, давно уже намерился переметнуться... С Курбским разом! Пусто вам стало в отечестве без Алешки-то! — Нет, государь... Облиховал меня Шишкин, живот свой спасая. Не подбивал я его на измену, не совокуплялся с ним... Снова клянусь тебе в том! — Не клянись. Сам сознался, что ведал про Шишкин умысл. И не донес! — Ведал... Да не допряма. Единый раз всего и обмолвился он предо мной. Отговаривал я его... Чаял, внял он моим отговорам, чаял, побере жет его бог от измены... Потому и не донес. — Складно у тебя все, Данила. И ну как на правду-то похоже! — Го лос Ивана опять стал спокойным и ровным, с лица сошла гневная нату га, только руки, напряженно сцепленные за спиной, выдавали его злобу и ярость.— Умен ты! Сколь уж водишь меня из стороны в сторону, и все ворочаешься на круги своя. И крепок! Вон как на пытке стоишь! Иной бы и веру свою уж предал, а ты общников боронишь. В други бы мне такого, ан нет — враг. Враг! — вздохнул надсаженно Иван и, понурясь, отошел от Данилы, сел на лавку, устало вытянул ноги. — Недоверчив ты, государь,— сожалеюще, исшепотыо вымолвил Данила.— Оттого и друзей мнишь за недругов. — Еще б быть мне доверчивым с вами,— самодовольно хохотнул Иван и непритворно, истомно потянулся, широко косорото зевнул.— Ми ловал бог! Довольно с вас моей доброты, которую вы, окаянные, побе речь не потщились. И уж теперь, допрежь горнего суда, я позову вас на суд... На свой суд! Мне мало на вас лише божьего суда. Я сам вас буду судить! — Суди, кто повинен... Но поштосудишь неповинного? Не винен я ' Ж и г и м о н т — Сигизмунд II Август, король польский и великий князь литов ский.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2