Сибирские огни, 1988, № 8

а на ней муравьев нет, не видно. Нейтральная зона. И только изредка пробегают по ней муравьи-пограничники. Они отважно и зорко стерегут свой дом, свое отечество. ГРОЗА в ИЮЛЬСКУЮ ночь Окна в доме открыты настежь. Я слышу, как спит деревня за рекой, как высокие, сочные травы тянутся к теплу, к небу. Ничто не нарушает ночную тишину, и я впадаю в забытье, в сладкую дрему... Но вот где- то вдалеке прогремело, и я проснулся. В доме запоблескивала молния. С каждой минутой все ближе и ближе громыхание грома. Я вновь, толь­ ко более напряженно, прислушиваюсь к ночи: вот пробежал холодный ветерок, зашелестела листва у деревьев, заскрежетала ставня у дома. А вот и первые крупные капли дождя тяжело зашлепали по железной крыше. Но что это? После каждого удара грома уже в который раз я слышу дружный и раздраженный лай собак. На всю округу одни звонко рассе­ кали мелкой дробью, а другие, захлебываясь, лаяли с крутой хриповатой злостью... Странно, на кого они так? Видно домашние сторожа по долгу своей службы всем скопом сердились на каждый раскат грома, на гро­ зовую небесную стихию... ФЕДЯ ДОБРЕНЬКИХ ИЗ КАРЕВКИ с первых аккордов «иркутяночки» он пошел в пляс. Да так отчаянно пошел, что нам ничего не оставалось делать, как спуститься со сцены в зал, чтобы аккомпанировать ему. Мы ускоряли темп, и он ускорял пля­ совой ритм. Резиновые сапоги лихо, со свистом выделывали все новые и новые колена. Руки его то зависали над головой, то резко обрывались вниз, словно помогая выбивать чечетку. Все внимание зрительного зала было обрашено к танцору. — Ну, молодец, спасибо! — поблагодарил его Геннадий, как только он закончил.— А теперь садись, отдохни. Мы допели «иркутяночку», и Геннадий обратился к залу: — Что вы думаете, у человека, может, хорошее настроение, почему бы и не сплясать. Да и талантливый человек, по всему видно. Где ему свой талант показать? А здесь даже очень кстати. — Правильно, правильно,— разулыбался от такой поддержки танцор. — Да на нем вся Каревка держится... Не представить Каревки без нашего Феди,— раздались добродушные голоса в зале. — Ну, заходи к нам после концерта, поговорим,— пригласил Генна­ дий и спросил: — На гармони-то играешь? — А как же. Эх, жаль с работы я. У меня дома сапоги хромовые есть. Я бы в них и на сцену вышел, сплясал. После концерта давешний танцор — а ему, оказалось, лет под сорок — зашел к нам за кулисы и, весело улыбаясь, представился: — Зовут меня Федя Добреньких. В армии служил танкистом-навод- чиком. Сейчас техником-осеменатором работаю. — Ну и как? — Норму выполняю, иногда, правда, бывает, не дотягиваю. Трудное это дело — телята. Но на работе я не булькаю... — Это как понимать? — удивились мы. — Не пью, значит. — Молодец! — Сегодня только с устатка принял самую малость. Дочери помогал, уголь таскал. Мы переодевались, укладывали инструменты, а Федя все говорил и говорил.