Сибирские огни, 1988, № 8

не отвернуть глаз, не потеряться, кроме чудовского архимандрита Лев- кия, лукавого его наперсника, не мог никто. Но нынче и Левкий избегал Ивановых глаз. Нынче они были особенно невыносимы. Казалось, уже не боль, не гнев, не злоба, а что-то еще более мучительное и страшное про­ будилось в его душе и выплеснулось ему в глаза, переполнив их, задер­ жавшись на самом^ последнем рубеже, за которым уже не было никаких преград. И каждый чувствовал, каждый понимал это и даже в хмельной распоясывающей одури не дозволяли себе забыться, отпустить, ослабить какой-нибудь узелок — все были настороже. При этом умудрялись и ве­ селиться, широко и разгульно бражничать, как во все времена, на всех пирах. И лишь зоркий, вникающий глаз разглядел бы за этой обычностью необычное: в веселье — надрывность, в дурачествах — оглядку, в мест­ ничестве— сдержанность, в разговорах — немудреность и однообра­ зие. Всё, о чем говорилось нынче за столом, касалось лишь сегод­ няшнего— поездки, игр, медведей, вина, яств, как будто кроме этого, се­ годняшнего, всё было всеми начисто перезабыто или вовсе ничего иного не существовало, не совершалось и не должно было совершиться; как будто ни у кого не было прошлого и не будет будущего, как будто каж­ дый начал свою жизнь лишь сегодня и сегодня должен был и завершить ее. Да и сам Иван сегодня оставил отчего-то свои обычные разговоры — с обидами, попреками, обвинениями, оставил свое ехидство, насмешки, издевки, которыми неизменно приправлял на пирах все яства и пития, посильнее хмеля отягощая ими душу. Лишь единожды, в самом начале пира, когда пошла по столам заздравная чаша и заспесившийся боя­ рин Чёботов ударил ему челом, что сидит не по счету и что чести его ущербно принимать чашу после Сицкого, Иван буркнул ядовито: — На поле брани искали бы тако чести,— и сурово пресек Чёбото- ва: — Тебе пригоже князя Василия быти меньше. Знай себе меру! Чёботов лишь чуть слышно охнул, как от неожиданно пронзившей бо­ ли, и опустился на лавку — обмякший, беспомощный, жалкий. В остано­ вившихся глазах, устремленных на Ивана, медленно угасло болезненное недоумение, и взгляд его поник: он понял причину этого жестокого суда над собой. Иван мстил ему, открыто и зло, и Чёботов знал за что. Неделю назад Иван говорил с ним — в своих покоях, с глазу на глаз,— говорил о тетке его — Марфе Жулебиной, которая была ближней боярыней у Еф- )0синьи Старинкой. Много Ефросиньиных тайных дел ведала Марфа. <,нягиня любила ее и доверяла ей — единственной, из всех своих наперс­ ниц, и только через нее, через Марфу, и можно было нанести Ефросинье удар в самое сердце. Теперь, после того как Оболенские княжата — Ка­ шин, Шевырев, Немой, вкупе с патрикеевским отпрыском Куракиным, Ефросиньиным единородцем, уже открыто выказали свою враждебность, Иван особенно стал опасаться Ефросиньи. Знал он, что она не останется в стороне и непременно включится в борьбу, и, как прежде, будет глав­ ной вдохновительницей этой борьбы, главным и самым опасным его про­ тивником. Обезоружить Ефросинью, проникнуть в ее планы, перехитрить — там, где она меньше всего ожидает,— вот чего хотел Иван, и Марфа Жулеби­ на, склони он ее на свою сторону, могла бы здорово помочь ему в этом. Иван так прямо, без всяких обиняков, и сказал Чёботову, и предло­ жил по-родственному уговорить, уломать Марфу. Сулил за такую услугу великие щедроты — и самому Чёботову, и Марфе, и детям их, и родствен­ никам всем... Не торопил он боярина с ответом, да тот сам поторопился. Ответил он ему на это предложение, с достоинством ответил,—-вот и по­ лучил за свой ответ! Для остальных, впрочем, эта царская выходка не была ни зловещей, ни странной. Решили: боронит царь свояка, тянет, как обычно, за уши своих закосневших ‘ родственников. Так было с Захарьиными, так теперь велось с Темрюками, стало быть, поведется еще и с Сицкими. Дивиться ' З а к о с н е в ш и х ' — здеОьТкё ■МоОив'шйхся'' выс№ чинов, знатности, незначи­ тельных в местническом отношении.