Сибирские огни, 1988, № 8
не без усердной помощи митрополита Макария, он почерпнул первые и самые впечатляющие мысли о божественной природе царской власти, здесь нашел идею самодержавства и беспредельности воли государя, уяснив со всей силой своей могучей страсти их священное триединство и нерасторжимость, подобные триединству и нерасторжимости святой троицы. Тут, в этой книге, были истоки его незыблемой веры в великую предопределенность своих путей, которыми он шел, попирая все — и пра вое и неправое,— тут были истоки его вседозволенности и святой убеж денности в неподсудности ничему земному, ибо преизощренная эта скри жаль торжественно провозглашала: «От бога дана бысть держава вам. Вас бо бог в себе место избра на земли и на свой престол вознес, милость и живот положи у вас». Тут были истоки еще очень многого, тут было начало начал! Теперь все это уже вызрело в нем, окрепло, заматерело, соединившись с его собственным — еще более непомерным и воинствующим, но он до сих пор не расставался с этой книгой. Федька Басманов, выжидательно стоявший за спиной Висковатого, тихо окликнул Ивана. Тот будто и вправду очнулся: неподвижные глаза его дрогнули, он всхмурил брови, глухо сказал: — Поди прочь, Басман. Федька, обиженно сопнув, убрался из шатра. Почитать хотел...— Иван положил руку на книгу, помедлил, насто рожив ухо, словно опасался, что Федька будет подслушивать.— Да не чтется. Что же так, государь? — спросил Висковатый, чувствуя под серд цем холодную пустоту. Так бывало всегда, когда он не знал, зачем Иван призывает его.— Книга прискучила иль иное?.. Нешто книга сия может прискучить?! — возмутился Иван, словно Висковатый усомнился в каких-то его личных достоинствах.— Книга сия!.. Он взял книгу двумя руками, торжественно приподнял. Слова уже ничего не могли добавить к этому, и он, измерив дьяка презритель но-вялым взглядом, бережно опустил книгу на стол.— Неужто не читал ты ее, что безлепицу таковую глаголешь? — Не довелось, государь. Не довелось? — Взгляд Ивана стал напряженней, острей, вялость исчезла, и презрительность, в которой была немалая доля снисходитель ности, сменилась холодной отчужденностью.— Да и не станешь читать... Знаю. Как тебе стать читать книгу столь ревностного гонителя еретиков, коли ты сам еретик? Куда мне, государь? — улыбнулся Висковатый, стараясь отшутить- Знать бы свои дела, которые на меня положены, да не разронять списков. Вот-вот! Не позабыл выговор митрополита. Я також помню, за что на тебя святой собор епитимью наложил. За то, что о святых иконах сом нение имел и вопил, возмущая народ. ; и за то також... Но более всего за то, что нарушил правило ше стого вселенского собора, возбраняющее простым людям принимать на себя учительский сан,— подсказал Висковатый, не оставляя шутливого тона, хотя уже не шутил, а скрыто дерзил, правда, целя не прямо в Ива на, но и не мимо. А за то тебя пуще следовало покарать, бо уж больно любишь ты всех поучать. Почал с попов, а уж подбираешься ко мне. Иван сказал это со злым ехидством и явным намерением нанести Висковатому удар почувствительней, но, сделав это, сразу же и понял, что перестарался, перегнул палку. Напоминать о их недавнем недобром разговоре, а тем более возвращаться к нему он совсем не собирался и не хотел вновь разругаться с дьяком. Глаза его, только что злорадно пялив шиеся на Висковатого, чуть ли не виновато вильнули в сторону: он явно РУгиУДЛебя.Р душе за,с|ою,зад^да^и^9:^^^нс^,испра№^^ ничего не захо тел, предоставив дьяку самому выбираться из этого положения. 52.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2