Сибирские огни, 1988, № 8

делает ли ему худа? Этого Мстиславский вовсе не желал. Но чтобы понять до конца, чего хотел Иван, нужно было лезть в расставленные им сети, если он и вправду расставил их. — ...Все еще не чает себе прощения, не смея верить в милость твою... Потому и сидит. А услышь он от тебя хоть единое слово... Поверь мне, государь... — Не верю!— Иван словно поддразнил Мстиславского, торжествую­ ще поддразнил.— Волк каждый год линяет, а нрава не меняет. Кабы он искренне покаялся, на коленях ко мне через всю Москву пополз! Не тако ли? — Можно веди и по-иному рассудить.— Мстиславский особенно на­ жал на это «рассудить», давая понять Ивану, что слушает его не бездум­ но, не лишь бы слушать, а именно с рассуждением, осмысливая сказан­ ное им и ничего не принимая на веру.— Коленопреклонение — лише об­ раз. Так и каются, так и изображают покаяние. Вельский також разуме­ ет. сие, и не хочет думать, что тебе надобно так мало. Он готов принести тебе душу свою... — Чая, что притворством души удоволит меня сполна? — Он мог бы покривить душой ранее, лжепокаянием добиваясь прощения. А ныне, на милости твоей, почто ему притворство? — Пото же, почто и тебе. — Мне-то уж вовсе незачем кривить душой,— прикрывшись легким смешком, как можно проще и равнодушней сказал Мстиславский, почув­ ствовав с неожиданной смятенностью неотразимую правду Ивановых слов. Они словно пронзили его, разорвав, остановив в нем на мгновение напряженный ток мыслей, которые стали вдруг как бы не его мыслями, как бы пришедшими к нему от кого-то другого, пристально наблюдавше­ го за ним со стороны, и он тут же понял, что, выгораживая Вельского, он на самом деле выгораживает себя, невольно, безотчетно, но выгоражи­ вает, чуя подсознанием какую-то необъяснимую тревогу. Он выдавал Вельского, но более всего выдавал себя, ибо ручаться за Вельского, от­ межевываясь от него, можно было лишь кривя душой, что и понял Иван. — По неведению присной души разве что? — добавил Мстиславский, стараясь несколько смягчить свое последнее возражение, сделать его менее определенным, расплывчатым. — Ты, что заяц, Мстиславый,— засмеялся Иван, и вместе с нпм за­ смеялись Федька Басманов и Васька Грязной.— Петли мечешь! Да не хитра твоя сметка... Како ж ты о чужих душах берешься свидетельство­ вать, коль своей не познал? Мстиславский смутился. Трудно его было смутить, а тут смутился, и, быть может, не столько от слов и смеха самого Ивана, сколько от смеха Васьки и Федьки. — Ты поймал меня на слове, государь... На слове любого можно поймать. — А на кривине души — не любого?!— воскликнул Иван, явно обра­ дованный, что Мстиславский не сдался, не отступил и защищается. Сам он тоже не хотел отступать.— Тебя с Вельским нельзя поймать? Посему ты и вступаешься за него? — На кривине души — також... А за Вельского я не вступаюсь. Гово­ рю как есть. Вели призвать его пред очи свои и удостоверься. — Я уж давно во всем удостоверен, и незачем мне призывать его. А коли сам желаешь удостовериться, так сам и поезжай, по своей воле и охоте. Я от очей своих не прогоню его, и чашей обнести не повелю — чести его не стану умаливать. Однако ведает пусть, что нужды в нем нет никоторо-й и слова моего к.нему також нет. — Я поеду,— сказал Мстиславский, вовсе не желая этого. — Воля твоя... Не .держу;— сказал Иван, и показалось— боится он, что Мстиславский вдруг передумает. — Я поеду! — Мстйсяа«ск№й натянулЩоеоя, останавливая и развора-'"’ чиваяконя. . .. . - ' Л нш>ьЛт.тг.:. - :