Сибирские огни, 1988, № 8
— Исполати, государь! Исполати! — рвалось из душ это вековое, тем ное, полное священного трепета и радостной муки. Взволнованный и оттого еще более посуровевший, Иван поехал даль ше. Впереди, до самой Никольской стрельницы, площадь перед ним была свободна. У стрельницы за высоким раскатом, выстроенным для огром ной «Кашпировой пушки», его поджидали верховые черкесы, высланные сюда, чтоб перекрыть дорогу, идущую от Воскресенского моста. Там, на этой дороге, уже скопилось сотни полторы возов и большущая толпа народу. Минуя Ильинку, Иван направлялся к Никольской улице; за ним, не стройными рядами, вся его многочисленная свита, растянувшаяся так, что, когда он уже повернул на Никольскую, хвост ее еще только показал ся в проеме Фроловской стрельницы. Никольская была почти пустынна. — Изгнали-таки люд,— досадно буркнул Иван.— Я не велел веди...— Не оборачиваясь, сердито позвал: — Федька! Темрюк! Федька Басманов и Темрюк мигом очутились рядом. — Не велел веди изгонять люд! — грозно возвысил он голос. — Так... не изгоняли, цесарь,— невинно ответил Федька, вильнув гла зами, как собака хвостом, — А где же люди? —„Так...— Федька как будто наткнулся на стену.— Так нетути более людей, цесарь! — извернулся-таки он. — Нетути?! — Иван сморщился, будто собираясь чихнуть, изнемо женно мотнул головой и, резко выхекнув, как при ударе, беззвучно захо хотал, задыхаясь от натуги.— Блазень, блазень! — наконец продохнув и, смахивая с глаз слезы, срывающимся голосом проговорил он.— Се на Москве-то людей нетути?! Шут гороховый! Ума у тебя нетути! — Так...— опять о чем-то заикнулся было Федька, но Иван пре сек его: — Замолчи! Не то вон уж и конь мой ушами прядет. Того и гляди разоржется на твою дурь! Эк и чадо у тебя, Алексей Данилович,— обра тился Иван с насмешкой к старому Басманову,— Глуп по самый пуп! — Оженить его надобно,— равнодушно отозвался Басманов. — Так давай оженим! — с готовностью предложил Иван.— Сейчас я ему и невесту сосватаю. Сицкой! — позвал он.— Явикось своею рожею. — Я туто, государь! — без промедления откликнулся Сицкой, елейно облыбливая свое выпнутенькое, похожее на дулю, личико. Он был с ца рем в свойстве (их жены были родными сестрами), необычайно этим гор дился и все царские выходки и насмешки, обращенные к нему, считал проявлением родственного панибратства, поэтому всегда принимал их с благоговением, почитая сие за высшую честь для себя. — Дочка твоя к венцу доспела? — спросил Иван у него. — Двенадцать годков уж, государь! — Вот и выдавай ее за Федьку. На Красной горке' и свадьбу сыграем. Федька горделиво помалкивал. Такой оборот дела явно устраивал его. Еще бы! Через брак с двоюродной сестрой царевичей он получал воз можность породниться с самим царем. «Вот вам и дурень!» — было яз вительно написано на его спесиво-ушлой роже. Торговые ряды на Никольской были самыми богатыми — иконный, жемчужный, седельный, саадачный, котельный, скобяной,— и потому осо бенно людной она никогда не была. Сюда ходили лишь те, кто был при деньгах, да и то не часто, ибо острой и повседневной нужды в продавав шихся здесь товарах не было. Была она ко всему прочему еще и боярской улицей: спасаясь от кремлевской тесноты, сюда, на просторные берега Неглинной, переселилось много знатных бояр,— и потому еще не была она многолюдной. Но нынче, благодаря горячему усердию царских при- К р а с н а я г о р к а — народйоё''назвайие Фо.мУной недели (первой после пасхи) — время свадеб в старину. ■ ; ' '-'.“-Н ЫДН.'.:с ' -л
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2