Сибирские огни, 1988, № 8

Авось и выйдет! Ты их задери, а уж ретиться' с ними в лукавстве буду я. Провожая Висковатого с подворья, Васильев с тревожной участливо­ стью спросил: — Что душа-то хоть чует, Иван Михалыч? Неспроста, поди, он так с тобой! — Душа уж ничего не чует,— невесело пошутил Висковатый. — Разумею,— сочувственно привздохнул Васильев.— Я нынче, поди, полночи не спал, все об нашей с тобой говоре думал... А и тоже душа, будто льдом взялась, как представил мысленным взором, куда нас судьба-то затиснула, меж каких жерновов! С одного боку — вельможные, с другого — он! А ну как завертятся они на полную силу, что-то будет?! — Мука будет,— холодно обронил Висковатый и, перекинув поводья, сел в седло.— Знаю, что дальше ты скажешь, Андрей Васильевич. Ска­ жешь, что мы — зернинка и паче не лезть нам меж те жернова. — Да, Иван Михайлыч. Перемелют они нас, перетрут... Без жали, без пощады. Во мы, истинно,— зернинка! — Васильев сказал это так, как будто оправдывался перед Висковатым или винился. Глаза его, встретившись с глазами Висковатого, не дрогнули, не ускользнули в сторону — он выдержал прямой, жесткий взгляд Висковатого, но, чув­ ствовалось, что далось ему это нелегко. Висковатый заметил это и, должно быть, понял состояние его души, потому что неожиданно сказал ему — сказал резко, с сердцем, но так, как можно сказать только чело­ веку близкому; — Мнишь, я не разумею сего и мысли таковые не ведомы мне? Мнишь, мне не жаль своей головы? Да, я сказал тебе, что не боюсь об­ ратиться в прах... Однако и на костер не жажду взойти в безрассудном, пусть и высоком порыве. Тако идут на костер лишь блаженные. Им мнится, блаженным, что мученичество — се самая великая добродетель и самый великий подвиг, и они так уж и ищут свой костер, не помышляя более ни о чем ином. Но прах, даже святой,— се токмо прах! Я же жаж ­ ду иного. И подвигнусь к тому всею силой своей. — Поезжай, Иван Михалыч,— потупляясь, сказал Васильев.— Не растравляй мне души. И дай бог тебе выстоять! Глядишь, и мы за твоей спиной постойче будем. К Кремлю Висковатый подъехал, когда уже почти совсем рассвело. Направившись к Фроловским воротам, он вдруг бессознательно при­ остановил коня на горбине моста, перекинутого через ров, и засмотрелся на поднимающееся солнце. Он не думал сейчас ни о чем. На какое-то мгновение из него исчезли не только мысли, но как будто и сама жизнь. Он утратил ощущение самого себя и жизни в себе, словно и небо, и солнце на мгновение вобрали его в себя, слили с собой. Это не было освобождением или очищением, а было лишь спасительной передышкой, без которой не может существовать жизнь. И когда этот миг прошел, когда к нему вновь вернулась способность чувствовать и мыслить, он ощутил не возрожденность, а что-то подобное восторгу — беспричинно­ му, пустому восторгу, которому в любое время устыдился бы в себе, но теперь даже и не почувствовал стыда. Спустившись с моста, уже перед самыми воротами стрельницы, Ви­ сковатый вновь оглянулся на солнце, теперь уже тревожно и суеверно, чувствуя на себе какую-то волнующую, притягивающую силу его, кото­ рая и страшила, и в то же время как бы звала, привлекала к себе, суля защиту и поддержку. Оглянулся — и успокоился, будто и вправду зару­ чился поддержкой этой волшебной силы. Нищие, никогда не переводившиеся у кремлевских ворот, низко по­ клонились ему, но приставать не посмели. Лишь один из них, узнав Висковатого, подобострастно сказал; • Р е т и т ь с я — соревноваться. 2 Сибирские огни № 8