Сибирские огни, 1988, № 8

ворился князь Димитрий со мной и с Курлятевым, а через нас и с Воро­ тынским. Тщился он не словом, а делом послужить Речи Посполитой, по­ сему намерился и нас уманить к королю. Воротынский поначалу воспро­ тивился, даже пригрозил царю донести. Горяч воевода! Мы с князем Курлятевым от той его угрозы совсем уж собрались бежать, да впопы­ хах и попались. Тут воевода и притих. Должно быть, думал, что мы, себя спасая, его оговорим. Но мы с Курлятевым во всех винах себя выставля­ ли, он и уверился в нас... А коли уложение о вотчинах вышло, по кото­ рому князь Михаила с братцем своим Олександром вконец лишились выморочного жеребья ' в уделе своем родовом, он сам, по своей воле, пришел к нам. Вреда никоторого чинить не хотел, но отъехать в Литву был готов. Вишневецкий испросил у короля опасную грамоту и на него, да не успел воевода ее дождаться — нашла на него опала. Заподозрил что-то наш благоверный... Чутье у него волчье — вынюхал! А ты гово­ ришь— зубоскалил над бусурманкой... — А что же Вишневецкий? — глухо, с неприязнью и отчужденностью спросил Мстиславский, и стало видно, как неожиданно все это для него, и неприятно, и даже тягостно. Пусть и невольно, но, узнав все это, он становился теперь как бы сообщником Вельского, а заодно и тех, кото­ рые были с ним, а этого-то как раз он и не желал, не желал больше все­ го. Его гордыня не могла ему позволить стать чьим-либо приспешником, пособником, исполнителем чужих замыслов. — Отчайдушен казак, но положиться на него можно. Уговору наше­ му верен: не уходит без нас в Литву,— ответил Вельский. Он как будто не уловил резкой перемены в Мстиславском или, быть может, не придал ей значения, догадываясь о ее причинах, и потому ответил, как отвечают друзьям и единомышленникам.— Для большого дела, однако, не годен, — сказал он убежденно.— Вольнолюбив! Да и разбойник! Токмо что те­ бе Вишневецкий?! Не тебе с ним еДиначиться, и не к тому я сподобился тебе все сие поведать. Общников ты сам себе изберешь — по своему раз­ бору. Я к тому, чтоб остеречь тебя. Истиной остеречь! Присовокупь ее к тому, во что проник ты своим умом, и, буде, многое тебе увидится иным. ...Когда Мстиславский, простившись с Вельским на красном крыльце его хором, сел в седло, Вельский, поспешно сойдя на землю, придержал его за стремено и сказал то, чего не решался сказать до сих пор: — Про все сие ведает також еще... и Данила Адашев. — Данила Адашев?! — почти с ужасом, но и с презрением прошептал Мстиславский.— Как же ты мог довериться худородному? — Не я... Сам Вишневецкий. Они с Данилою, ведаешь сам, великие приятели. Он Данилу еще допрежь нас звал с собою к королю, но Дани­ ла отказался. — Нет уже Данилы в животе,— нахмурился Мстиславский.— Извел он его. — Вынюхал, стало быть, и Данилу,— уныло заключил Вельский,— Худо. Разумею теперь, пошто он меня из темницы выпустил. Судить бу­ дет. Сознался Данила... Сознался, худородный пес! — скрипнул зубами Вельский.— Теперь не сыскать мне оправдания.— Лицо его болезненно и злобно передернулось.— Знал, я всегда знал, что Данила нас выдаст, хотя Вишневецкий и ручался за него, как за самого себя. Знал...— вовсе утратив твердость, с полным отчаяньем визгнул он и обреченно посмо­ трел на Мстиславского. Мстиславский взял повод. — Что же не скажешь ничего, князь Иван? Скажи! — чуть ли не взмолился Вельский. — Скажу...— Мстиславский помрачнел.— Ты також не годишься для большого дела. Да и я! И рванул коня. ' В ы м о р о ч н ы й ж е р.^р, ■ совладетелю ^ удела, умершему без прямых насЯедникЬй. ' ' ' ‘ '