Сибирские огни, 1988, № 8

ВЕСЕЛЫЕ сгснькьл Николай САМОХИН НАСТАЛО ВРЕМЕЧКО — Гляди! — толкнула меия жена. — Гоголя несут! Я оглянулся. Действительно, мужик нес в авоське Гоголя. Пятитомник. Сверху у него лежали импортные сапоги, а внизу Гоголь. Я догнал мужика. — Товарищ, где Гоголя брали? — Тьфу ты! — остервенилась жена мужика. — Да на базаре брали, на базаре! Где-где... — Извини, браток, — улыбнулся мужик, — Язык измозолили отвечать. Ты, одна­ ко, уже четырнадцатый будешь. — Зря возвращался, — сказал я супруге. — На базаре брали. И мы как раз туда. Перед самым входом на базар нам попался еще один мужик. Кренясь на бок, он нес Белинского. Полное собрание сочинений. Этого товарища наверняка еще никто не останавливал, и я отважился спросить; — Сколько отдали? — Дорогой, стерва! — пожаловался мужик. — Кусается. По двадцатке за томик. Поехал дочке варёнки купить... Я не понял. — Ну, варёнки, — пояснил мужик. — Штаны такие, джинсовые. Их, видишь, сначала вываривают, пока они пятнами не пойдут, не облысеют, а уж потом носят. Теперь такие, лысые-то, больше почему-то уважают. Дак эти штаны-то, гляжу, еще больше кусаются. Прям с мясом рвут. До двухсот рублей, веришь ли... Ну, я подумал: сколько она их проносит? Два-три года? Ну, пусть четыре. А этого... Поставлю на полку — ему же сноса не будет. Внукам хватит. Верно говорю? «Да-а, — прочувствованно подумал я. — Сбылось предсказание-то. Понес, понес мужик с базара... Белинского и Гоголя, а не милорда глупого... Тут я увидел третьего мужика. Он шел, бережно прижимая к груди пожелтевший, затрепанный томик — Глупого Милорда. — Здесь купили? — спросил я. — Выменял! — ответил мужик, сияя глазами. — Гоголя отдал. Пятитомник. ВОЗМОЖНЫ ИСКАЖЕНИЯ Как раз в этот момент, когда я «проглотил» последние строчки газетного высту­ пления, в коридоре показался Гришкин. — Ну, старик, поздравляю! — закричал я. — Наконец-то! Читал уже, надеюсь? — и развернул перед ним газету. — А, этого, — сказал Гришкин, мельком глянув на полосу. — В руках держал. А читать не читал. И не буду. — Почему? — удивился я. — Рожа мне его не нравится, — сказал Гришкин.