Сибирские огни, 1988, № 8

1 сьт идеальный, активнейший зритель, о ко­ тором вспоминают, когда говорят о фено­ мене — з р и т е л ь с к и й т а л а н т . За свою активную зрительскую жизнь Рясенцев прожил жизнь сотен персонажей, побывал в шкуре актеров самых различ­ ных школ и направлений. Свое умение ви­ деть роль и талант, ее воплощающий, он распространил на людей, его окружавших, на литературных героев и на авторов книг. Его подсказки сюжетных ходов, компози­ ционных построений всегда (почти всегда) охотно принимались авторами, потому что Рясенцев умел в о п л о щ а т ь с я и в ге­ роев произведения, и в автора, их творя­ щего; он как бы изнутри голосом, жестами, повадками персонажей звал писателя быть верным логике жизни. Он всегда раство­ рялся в своих героях, отдавая им весь пыл своего сердца, но при этом сам рос как лич­ ность, как художник-гражданин. В Новосибирске Рясенцев оказался мо­ розными ноябрьскими днями 1942 года, когда после тяжелого ранения, с трудом передвигавшийся, был признан ограниченно годным второй степени и в ожидании но­ вой перекомиссии вынужден был искать ра­ боту «на гражданке». Начал он с должно­ сти администратора еще недостроенного Оперного театра, где, однако, уже прово­ дились концерты филармонии и в одной из будущих лож читались лекции для студен­ тов театрального института (будущего ЛГИТМиКа). В городе оказалось очень много ленин­ градцев. Не считая промышленных пред­ приятий, здесь находились ленинградский театр имени Пушкина, филармония со сво­ им знаменитым симфоническим оркестром под управлением Евгения Мравинского и Курта Зандерлинга, Новый ТЮЗ, часть сокровищ Эрмитажа. Недаром говаривалось в те годы: «В Обь вливается Нева». А если учесть, что новосибирцы во время войны были хранителями полотен и скульптур Третьяковки, что здесь базировался джаз- оркестр Леонида Утесова, работал чудес­ ный кукольный театр Сергея Образцова, то можно согласиться с шуткой одного из ру­ ководителей Ленинградской консерватории И. И. Соллертинского: «Парадокс истории сделал в годы войны Новосибирск сибир­ скими Афинами античных времен». Искусствоведу и начинающему литерато­ ру Борису Рясенцеву было где развернуть­ ся. Выступления в газетах с рецензиями привлекли к нему внимание знаменитого собирателя литературных сил Сибири Сав­ вы Елизаровича Кожевникова, и Рясенцев на долгие годы становится сотрудником ре­ дакции «Сибирских огней». Его талант ре­ дактора получил признание прежде всего у писателей, с которыми он работал; об их теплых воспоминаниях в адрес придирчи­ вого критика-помощника говорят десятки надписей на дарственных книгах, которые мне доводилось видеть на заветной полке у Рясенцева. В своей книге Борис Константи­ нович как бы подводит итоги мыслям о ро­ ли литературного редактора. Это очень цен­ ные наблюдения. «Редактирование художественной лите­ ратуры! Как важно и как трудно проникнуть не только в сердцевину замысла автора, но и в мир его художественных приемов, в цель (и целесообразность!) именно такой ком­ позиции материала, в его индивидуальную стилевую манеру (предполагается, что она есть!), в его интонацию, а порой и в то, что ее искажает, уяснить: задуманы ли повто­ ры какого-либо слова, выражения, сюжет­ ного хода, несет ли это смысловую нагруз­ ку либо «прошмыгнуло» в текст случайно и незаметно для автора». Во имя отыскания совместно с автором той позиции, которая борется, работает на торжество коммуни­ стических идеалов, редактор каждый раз должен быть увлечен художественной ин­ дивидуальностью и м е н н о э т о г о авто­ ра, жить его творческими пристрастиями, посильно помогать ему развивать и обога­ щать рукопись, исходя из е г о художест­ венного видения. При этом Рясенцев счита­ ет возможным отказатся от совместной ра­ боты с тем автором, чья творческая манера эстетически противопоказана редактору. В иных же случаях (что также сугубо инди­ видуально) «работает иная мысль»: сопро­ тивление редактора тренирует творческую мускулатуру автора. Рясенцев всей своей сущностью как ник­ то другой подходил к роли редактора. Хо­ тя и признавался с грустью: «Почти не-' возмоцсно было утром вспомнить точно, на какой мысли я засну... Но думал-то я ночью опять не о своей статье или рецен­ зии, а о чужом романе. Не самая в личном плане перспективная из бессонниц...». Да, редактура — это самоотречение. От этого никуда не уйдешь. Хотя и в качестве кри-. тика Рясенцев оставил в Сибири заметный след. Самой характерной чертой Рясенцева — театрального критика я бы назвал тот факт, что актеры и режиссеры его ничуть не бОялись. Когда он сидел в зрительном зале и, расхохотавшись от души, вдруг на­ чинал в полутьме что-то лихорадочно запи­ сывать в свой блокнот, никто не сомневал­ ся, что за этой акцией не последует крити-. ческий разнос, придирки по мелочам, что совместным с театром исканием истины бу­ дет его очередная статья. «Неистовым любителем музыки» называл себя в шутку Рясенцев. Хотя он и отделял себя этим названием от профессионального музыковеда, но относился к музыке на­ столько серьезно, понимал ее настолько глубоко, что осмеливался даже на равных беседовать о композиторах и исполнителях с с а м и м Соллертинским! Его музыкаль­ ные впечатления, образцы которых мы на­ ходим в книге, представляют собой «на­ плывы воспоминаний без уловимых ассо­ циаций, без осознанных поводов, иногда без связи друг с другом, вперехлест». И вот это умение воспринимать музыку как нечто, возносящееся над словом, над логи­ ческими категориями, Рясенцев передает п о э т и ч е с к и м и средствами, ритмом фраз, ассоциативным рядом «вперехлест». Книга густо заселена многочисленными знакомцами и друзьями автора. Портрет­ ные зарисовки чередуются широко воспро­ изводимыми диалогами. Конечно, это не стенограмма, но манера высказываний, характерные речевые обороты, любимые словечки, интонационнная окраска, психо­ логический настрой собеседников переданы живо и точно. Это я могу за свидетельств о-