Сибирские огни, 1988, № 8

Из книги «БЕЗ РОССИИ» (1931 г.) ГОЛОД Удуьиья смрада в памяти не смыл Веселый запах выпавшего снега. По улице тянулись две тесьмы, — Две колеи: проехала телега. И из ее окоченевших рук, Обглоданных — несъеденными псами. Тянулись сучья... Мыкался вокруг Мужик с обледенелыми усами. Американец посмотрел в упор: У мужика, под латаным тулупом Топорьцился и оседал топор Тяжелым обличаьощим уступом. У черных изб солома снята е крыш. Черта дороги вытянулась в нитку. И девочка, похожая на мышь. Скользнула, пискнув, в черную калитку. ПЕРЕХОДЯ ГРАНИЦУ Но не в Ионстантиновское, милый. Едешь ты. Великий океан Простирает тысячами мили До лесов Канады, до полян. В тех лесах, до города большого. Где окончен университет! — Потеряем мальчика родного В-иностранце двадцати трех лет. Кто осудит! Вологдам и Бийскам Верность сердца стоит ли хранить!.. Даже думать станешь по-английскн, По-чужому плакать и любить. Мы — т то! Куда б ни «ы гружала Буря волчью костромскую рать, — Все же нас и Дурову, пожалуй, В англичан не выдрессировать. Пять рукопожатий за неделю. Разлетится столько юны х стай! ...Мы — умрем, а молодняк поделят Франция, Америка, Китай. Пусть дней немало вместе пройдено. Но, вот, ненужен я и чужд. Ведь Вы же женьцина, — о Родюьа! — И , следовательно, к чему ж Все то, что сердцем в злобе брошено. Что высказано сгоряча: Мы расстаемся по-хорошему, Чтоб никогда не докучать Д р уг другу больше. Все, что нажито. Оставлю Вам, долги простив, — Вам эти пастбиьца и пажити, А мне просторы и пути Да Ваш язык. Не знаю лучшего Д ля сквернословий и молитв. Он, изумительный, от Тютчева До Маяковского велик. Но комплименты здесь уместны ли, — Лишь вежливость, лишь холодок Усмешки, — выдержка чудесная Вот этих выверенных строк. Иду. Над порослью — вечернее Пустое небо цвета льда. И, вот, со вздохом облегчения: «Прощайте, знаю: навсегда!» ПЯТЬ РУКОПОЖАТИЙ Ты пришел ко мне лроститъся. Обнял, Заглянув вьсяаза, сказал: «Пора!» В наше время в во^асте-лодобном Ехали кад^ ы в ю н к е ]^ ПРИКОСНОВЕНИЯ Была похожа на тяжелый гроб Большая лодка, и китаец греб, И весла мщ яю погружались в водуи. и ночь висела, и была, она. Беззвездная, безвыходно черна И обсщале<дюидь!и.*1еьпогоду. Слепой фонарь качался .иа-корме, — Живая точка, в безысходной тьме. Дрожащий свет, испуганный и нищий... Крутились волны и-неслась река, И слышал я, .лак мчались облака. Как медленно поскриыьмало днище„. И показалось мне, что не меня, В мерцании бессильного огня. На берег, ка неведомую сушу Влечет гребец безмолвный, что уже По этой шаткой водяной меже Не человека он несет, а душу. И, .позабыв о злобе и бгфьбе, Я нежно;помнил только о тебе, ОставлФпюй, живущей в мире светлом. И глаЗ! касалеоь узкая ладонь, И вспыхивая и.вздрагивал огонь, И. лену с воли 1 Ю:*ворт. кидало ветром .. Юшиком звемяьцим сердце обнажив, Я, вздрагивая, понял, что я жив, И мига в жизни, не было чудесней. Фонарь кидал, шатаясь, в волны м е д ь .. Я взял весло, мне захотелось петь, И я запел.... И 'ветер вторил песне.